Колыбельная для брата (сборник)
Шрифт:
Ева Петровна упёрлась ладонями в стол.
— А потому, — сказала она негромко, печально и внушительно, — что именно Чирков повинен в краже кошелька у практикантки Ольги Николаевны Федосеевой.
«А-ах», — сказали девчонки, а кто-то из ребят свистнул. Кирилл сжался. «Откуда? Откуда она знает? Неужели студентка сказала? Но Дед ей даже имени Чирка не назвал!»
Ева Петровна продолжала:
— Да, это так. И я не вправе скрывать этот факт от членов отряда. Есть люди, которые рады были бы это скрыть, но я не могу. Тем более
— Из-за одного шибздика! — громко сказал Роман Водовозов, приятель Димки Сушко.
«Шкура…» — подумал Кирилл.
— Как узнали-то? — спросил Кубышкин, и у кого-то сработал рефлекс — хихикнули.
Только сейчас Кирилл догадался посмотреть на Женьку.
Женька сидела с белым лицом и плакала.
— Вы же… обещали! — громко сказала она. — Вы же… нечестно!
Ева Петровна медленно повела на неё взглядом.
— Что я обещала, Женя? Скрывать от класса вину Чиркова? Поддержать вашу с Векшиным игру в благородство? Это не благородство, а обыкновенное укрывательство жулика.
«Вот и всё, Женя-Женечка», подумал Кирилл и громко спросил:
— Что, Черепанова, не выдержала, поделилась?
Женька вдруг заплакала, как плачут младенцы — морщась и вздрагивая нижней губой. И пошла, потом побежала из кабинета.
А тридцать четыре человека сидели и молчали, ничего ещё не зная и не понимая.
«Ну, почему, почему, почему? — забилась в Кирилле мысль. — Почему всё к худшему? Хочешь добра, мечешься, стараешься — и всё не так!..» Но мысль эта простучала в нём пулемётной очередью, и после неё Кирилл ощутил злое спокойствие. В конце концов, что страшного случилось? С кем?
Чирок? Но ему в школе ничего уже не грозит: своим нырянием в ледяной ручей он искупил всё, в чём был виноват. Болезнь взяла его под надёжную защиту.
Женька? Но до вчерашнего дня Кирилл жил, не думая о ней. Что ж, проживёт и дальше.
— Если председатель совета отряда устраивает истерики, что ждать от класса… — проговорила Ева Петровна, глядя поверх голов. Кажется, она была всё-таки немного смущена.
Класс молчал. Ева Петровна спросила:
— Кто сходит к Чиркову и выяснит, почему он не явился на занятия? Что с ним случилось?
Кирилл встал.
— С ним случилась простуда, — отчётливо сказал он, разглядывая улыбающуюся рожу скелета за стеклом.
— Очень удачно, — недоверчиво произнесла Ева Петровна. — Это правда, надеюсь?
Кирилл посмотрел в её табачные глаза.
— Нет, конечно, — ответил он. — Я никогда не говорю правду. Вчера я врал, что не брал кошелёк, сегодня придумал про Чиркова.
— Вчера ты был сам виноват. Вёл себя настолько чудовищно… Если бы не твоё вчерашнее поведение, я могла бы, пожалуй, извиниться перед тобой.
— Не надо, я переживу, — сказал Кирилл.
Ева Петровна кивнула:
— Я тоже думаю, что переживёшь. Кроме того, твоя попытка скрыть вину Чиркова делает тебя фактически его сообщником.
—
— Обыкновенным! Сообщником в краже кошелька.
— В котором не было никакой стипендии, а было всего четыре рубля, — сказал Кирилл. — Ох и нажились мы…
Опять кто-то тихо присвистнул. А длинный Климов спросил:
— Откуда ты знаешь?
— От хозяйки кошелька, — сказал, не оборачиваясь, Кирилл.
Тишина пропала. Теперь кабинет биологии был полон перешёптываний, негромких вопросов и возгласов.
— Это не имеет никакого значения! — воскликнула Ева Петровна. — Кража остаётся кражей! Сорок рублей или четыре — что это меняет для нас?
— Для Чиркова меняет, — сказал Кирилл. — Если бы он знал, что в кошельке нет стипендии, он не нырял бы за ним в холодную воду. И сегодня я не вызывал бы ему врача.
— Куда нырял? — громко спросил Димка Сушко и гоготнул.
— Пускай Кирилл всё объяснит, — потребовал Валерка Самойлов. — Ничего не понять.
Кирилл повернулся к нему.
— Вот именно, что не понять. А чтобы понять, надо разбираться. А разбираться разве охота?
Ева Петровна посмотрела на часы.
— Разбираться будем после уроков на классном часе, а сейчас займёмся биологией. Кстати, пусть Векшин идёт к доске и с той же энергией, с какой он защищал Чиркова, расскажет домашнее задание.
— Не пойду я к доске, потому что не учил.
— Векшин — два, — сообщила Ева Петровна и открыла классный журнал.
— Правильно, — сказал Кирилл. — Сперва отобрать портфель с учебниками, а потом — два. А как я должен был учить?
Ева Петровна придержала занесённую ручку.
— Во-первых, я портфель не отбирала. Во-вторых, Черепанова отнесла его тебе домой.
— Слишком поздно отнесла, у меня уже другие дела были, — скучным голосом сказал Кирилл.
— Очевидно, более важные, чем уроки…
— Достаточно важные, — сказал Кирилл. Урок он мог ответить, он помнил тему. Но он понимал также, что двойку ему ставить нельзя, не по правилам. Кроме того, отвечать у доски, будто ничего не случилось, было тошно.
— Если ты, Векшин, считаешь, что оценка несправедлива, можешь обратиться к завучу, — сообщила Ева Петровна. — А пока попрошу дневник.
— Пожалуйста, — сказал Кирилл и отнёс дневник к столу. Двойка сейчас его не волновала. Он по-прежнему ощущал холодную спокойную злость.
Ева Петровна вывела оценку и, подумав секунду, начертала на полях:
«Демонстративно отказался отвечать урок пререкался с учителем».
— После слова «урок» нужна запятая, — сказал Кирилл.
Ева Петровна поставила запятую и утомлённо произнесла:
— А теперь пусть Векшин покинет кабинет. Я понимаю, что нарушаю закон о всеобуче, про который вчера напоминал Климов, но вести урок при Векшине я сейчас не могу. Пусть Векшин жалуется хоть в министерство.