Колыбельная [litres]
Шрифт:
– Пентаграмма, – говорит Мона. – Это была чья-то татуировка. А этот маленький бугорок. – Она прикасается пальцем к точке на корешке. – Этот сосок.
Мона закрывает книгу, отдает ее Элен и говорит:
– Потрогай. Прислушайся к ощущениям. – Она говорит: – Это даже не древняя, это гораздо старее.
Элен открывает сумочку, достает пару кожаных белых перчаток с пуговичками на манжетах и говорит:
– Нет. Держи ее ты.
Мона смотрит на книгу, раскрытую у нее в руках, и перелистывает страницы туда-сюда. Она говорит:
– Если бы знать, что они использовали
Если писали уксусом или жидким аммиаком, говорит она, то надо сварить красную капусту и протереть страницу отваром – буквы проявятся малиновым цветом.
Если писали спермой, то написанное можно прочесть под флюоресцентным светом.
Я перебиваю: люди записывают заклинания спермой?
И Мона говорит:
– Только самые сильные заклинания.
Если писали раствором кукурузного крахмала, надо протереть страницу йодом.
Если писали лимонным соком, говорит Мона, нужно нагреть страницу, и тогда буквы проступят коричневым.
– А ты лизни, – говорит Элен. – Если кислое, значит, лимонный сок.
Мона резко захлопывает книгу.
– Это книга заклятий, который тысяча лет, книга, переплетенная в человеческую кожу и, возможно, написанная чьей-то древней спермой. – Она говорит Элен: – Так что ты ее оближи.
И Элен говорит:
– Ладно, я все поняла. Постарайся быстрее ее прочитать и перевести.
И Мона говорит:
– Это не я таскала ее с собой десять лет. Это не я ее уничтожала, не я писала поверх всего. – Она держит книгу обеими руками и сует ее Элен под нос. – Это древняя книга. Она написана на архаичном латинском и греческом. Плюс к тому – древние руны, теперь утраченные. – Она говорит: – Мне нужно время.
– Вот. – Элен открывает сумку, достает сложенную бумажку, отдает ее Моне и говорит: – Вот баюльная песня. Один человек, Бэзил Франки, ее перевел. Если сличить ее с заклинанием из книги, тогда будет проще перевести все остальные заклятия на том же языке. – Она говорит: – Как на Розеттском камне.
Мона протягивает руку, чтобы взять листок.
Но я вырываю листок у Элен и говорю: почему мы вообще затеяли эту дискуссию? Говорю, что я думал сжечь книгу. Я разворачиваю листок. Это страница 27 из библиотечной книжки. Я говорю: надо сперва подумать. Подумать как следует.
Я говорю Элен: ты уверена, что хочешь так поступить с Моной? Это заклинание сломало жизни нам обоим. И потом, говорю я, что знает Мона, узнает и Устрица.
Элен надевает белые перчатки. Застегивает пуговички на манжетах, протягивает руку и говорит Моне:
– Отдай мне книгу.
– Но я могу ее расшифровать, – говорит Мона.
Элен трясет рукой и говорит:
– Нет, так будет лучше. Мистер Стрейтор прав. Для тебя все изменится, все.
Ночь искрится цветными огнями и дрожит криками.
И Мона говорит:
– Нет, – и прижимает книгу к груди.
– Видишь, – говорит Элен, – оно уже началось. Когда есть хоть какая-то власть, даже возможность власти, тебе сразу хочется большего.
Я говорю Моне, чтобы она отдала книгу Элен.
Мона
– Это я ее нашла. Я – единственная, кто может ее прочитать. – Она оборачивается, смотрит на меня через плечо и говорит: – А ты… ты хочешь ее уничтожить, чтобы состряпать статью для своей газеты. Хочешь, чтобы все разрешилось, чтобы можно было об этом писать.
И Элен говорит:
– Мона, котик, не надо.
Мона оборачивается через другое плечо, смотрит на Элен и говорит:
– А тебе хочется власти над миром. Чтобы править единолично. Для тебя главное – власть и деньги. – Она обнимает книгу обеими руками, выставив плечи вперед; кажется, что она обнимает ее всем телом. Она смотрит на книгу и говорит: – Я – единственная, кто понимает, кто ценит ее за то, что она собой представляет.
Я говорю ей: послушай, Элен.
– Это Книга Теней, – говорит Мона, – настоящая Книга Теней. Она должна быть у настоящей ведьмы. Дайте мне перевести ее. Я вам все расскажу, что удастся понять. Обещаю.
Я складываю страничку с баюльной песней и убираю ее в задний карман. Делаю шаг в направлении Моны. Смотрю на Элен, и она кивает.
По-прежнему спиной к нам, Мона говорит:
– Я верну Патрика. – Она говорит: – Я верну всех малышей.
Я хватаю ее сзади за талию и приподнимаю над землей. Мона визжит, колотит меня каблуками по голеням и все извивается, пытаясь вырваться, но книгу она держит крепко, и я пропускаю руки у нее под мышками и вцепляюсь в книгу, в мертвую человеческую кожу. Прикасаюсь к мертвому соску. К соскам Моны. Мона орет благим матом и впивается ногтями мне в руки, мягкая кожа у меня под руками. Она впивается ногтями мне в руки, и я хватаю ее за запястья и резко дергаю ее руки вверх. Книга падает, Мона, брыкаясь, случайно отпинывает ее ногой, и никто этого не замечает – на темной стоянке, под аккомпанемент воплей из луна-парка.
Это – жизнь, которая есть у меня. Это – дочка, которую я знал, что когда-нибудь потеряю. Она меня бросит ради бойфренда. Ради дурных пристрастий. Ради наркотиков. Почему-то все всегда происходит именно так. Борьба за власть. Не важно, каким замечательным и прогрессивным отцом ты себя почитаешь, все равно все когда-нибудь кончится именно так.
Убить тех, кого любишь, это не самое страшное. Есть вещи страшнее.
Книга падает на гравий, подняв облако пыли.
Я кричу Элен, чтобы она взяла книгу.
Мона все-таки вырывается, и мы с Элен отступаем. Элен держит книгу, я оглядываюсь по сторонам, нет ли кого поблизости.
Сжимая кулаки, Мона бросается следом за нами, ее красные с черным волосы падают ей на лицо. Серебряные цепочки и амулеты запутались в волосах. Оранжевое платье все перекручено, ворот с одной стороны разодран, так что видно голое плечо. Когда она брыкалась, у нее слетели босоножки, так что теперь она босиком. Ее глаза за темными скрученными волосами. В ее глазах отражаются цветные огни луна-парка, крики отдыхающих вдалеке могли бы быть эхом ее собственных криков, которые звучат и звучат – навсегда.