Колыбельная виски
Шрифт:
Когда толкаю дверь в мамину спальню, она сидит в кровати и читает.
Это хорошо. Мама сидит и читает, и не имеет значения, что говорят эти тесты, потому что она выглядит лучше и...
Надежда. Теперь я понимаю, почему так много семей моих пациентов все ещё надеются, хотя знают, что надежды нет: это единственный способ как-то справиться с этим.
— Привет, малышка, — говорит она с улыбкой, вставляя закладку между страницами и кладя книгу на тумбочку. — Как дела на работе?
—
Теперь, когда я ближе, замечаю, что мама не выглядит лучше и здоровее. Она выглядит хрупкой и усталой. Эту надежду быстро поглотил панический вопрос: «Сколько осталось?». Отгоняю эту мысль и улыбаюсь ей, притворяясь, что все в порядке.
— Это хорошо. Уверена, что доктор Мюррей рад видеть тебя там.
— Он сказал, что я почти такая же хорошая медсестра, как и ты.
Легкая улыбка касается ее губ, и я сглатываю, когда тяжелая вина ложится на мои плечи. Мне хочется плакать и кричать. Хочется делать что угодно, но только не притворяться, что все в порядке, что все нормально.
— Ты голодна? — спрашиваю я, загоняя свои тревоги поглубже. — Я собираюсь сварить спагетти… Бо поставил пиццу в духовку и сжег ее.
Мама смеется.
— Ну, на этот раз он хотя бы вытащил её из коробки?
— Да уж. — Короткий смешок срывается с моих губ. — Хочешь поужинать?
Вижу по ее глазам, что она не хочет двигаться, поэтому слегка сжимаю ее руку.
— Давай я принесу ужин сюда?
Мама гладит меня по щеке.
— Ты всегда была такой милой, Ханна. Заботливой…
— Училась у лучших.
Она усмехается и откидывается на подушку, а я тихонько проскальзываю в коридор и спускаюсь на кухню, где на плите в кастрюле кипит вода. Она шипит и бурлит, брызгая в разные стороны.
— Серьезно? — ворчу я, отодвигая кастрюлю в сторону и убавляя огонь.
Через несколько секунд сетчатая дверь на заднее крыльцо захлопывается, и в кухню вваливаются папа и Бо. Бо смотрит на кастрюлю и одаривает меня широкой улыбкой.
— Прости.
— Ты точно сожжешь дом!
— Господи, ты — королева драмы!
Папа сжимает плечи Бо и обходит его.
— Будь повежливее со своей сестрой.
Прищурившись, смотрю на Бо, раздувая ноздри. Боже, я чувствую себя так, будто мне снова восемнадцать, и кто-то вот-вот получит домашний арест. Папа берет из кладовки банку с соусом и отдает мне.
— Кто был в том грузовике? — спрашиваю я.
— Парень, который поможет нам этим летом…
— Слава богу, — бормочет Бо. — Хоть мне не придется пахать как мул.
Папа поднимает седеющую бровь.
Бо сгибает руку и целует свой юношеский бицепс.
— Я знаю, что выгляжу так, будто создан для физического труда, пап,
— Когда ты уже поумнеешь?
Бо пожимает плечами, а папа качает головой.
— Ну, не знаю, как долго он здесь пробудет. Парень примерно твоего возраста, Ханна. У него неприятности, и он потерял свою последнюю работу. Кажется, он достаточно хороший парень.
Как и каждый парень, которого папа брал себе в помощь.
Некоторые из них изменили свой образ жизни.
Большинство — нет.
6
ХАННА
Мэг стоит в конце кухонного островка, постукивая персиковыми ногтями по столешнице.
— Ну, давай же, Ханна-банана, — скулит она.
Перестаю вытирать столешницу и бросаю на нее убийственный взгляд. Она знает, что я терпеть не могу, когда меня так называют.
— Послушай, я, — она тычет себя пальцем в грудь, — могу называть тебя так.
— Угу.
— Как человек, который ударил Билли Кокера в лицо за то, что он дергал тебя за косички, распевая «Ханна-банана, нога деревяна, сзади барабан, играет таракан», я унаследовала права на это прозвище.
— Клянусь, у тебя зрелость двенадцатилетнего ребенка.
— Так жизнь веселее. — Мэг, ухмыльнувшись, выхватывает у меня тряпку и швыряет её в раковину. — Ну, пойдем. Тебе будет полезно выбраться отсюда.
— Я в порядке.
— Я твоя лучшая подруга со второго класса, я знаю, когда ты в порядке, а когда притворяешься, что ты в порядке.
Вздыхаю. Она права, но будь я проклята, если скажу ей об этом.
— Ты же знаешь, я ненавижу ходить по барам.
— «Типси» — это не бар, это... место для встреч.
Снова хватаю тряпку и принимаюсь вытирать запеченный сыр с плиты.
— Настоящая забегаловка.
— Как угодно. Тебе нужно что-то нормальное. Вне этого дома и вне работы.
— Ладно, — фыркаю я. — Мы можем сходить в художественный класс.
— Это Рокфорд, штат Алабама. Здесь нет занятий искусством. Плюс, ты не умеешь рисовать.
Она права. Снова. Я продолжаю очищать сыр, ковыряя его ногтем. Мэг накрывает мою руку своей.
— Ханна, — ее голос мягкий, успокаивающий. — Пребывание здесь ничего не изменит.
— Я знаю это, Мэг! — Мне хочется плакать, но вместо этого делаю глубокий вдох и иду к раковине.
Как, черт возьми, я могу пойти в бар, когда у моей матери рак? Я чувствовала себя плохо всякий раз, когда смеялась на работе, всякий раз, когда позволяла себе на мгновение забыть, что она больна. Ее мир рушился — так почему бы и моему не рухнуть?