Колымский котлован. Из записок гидростроителя
Шрифт:
— Оставайся, научим, — пригласили парня.
— Насовсем?
— Можно и насовсем. Старшим машинистом, командиром будешь, — хохмили чумазые помощники.
Когда табор снялся и за поворотом исчезла последняя кибитка, цыган стоял перед машинистом.
— Насовсем, — сказал он.
Экскаваторщик хотел пошутить, а куда, же, мол, девал сережку, во вовремя спохватился, не спросил.
Ребята пристроили плясуна к себе в общежитие. Так, и остался Гришка-цыган на экскаваторе.
На строительстве Иркутской ГЭС Григорий Стожаров получил медаль, на Вилюйской — орден. И вот теперь, с первого
Я с Григорием знаком давно. Много лет работали еще на Заполярной, нехожеными болотами, трудными лазами протаскивали тяжеловесные поезда, но когда это было…
Для переправы готово все. И на всякий случай лодка припасена, и трос перетянут через реку — одним концом его захватили за бульдозер, другим, опоясав мертвяк на противоположном берегу, закрепили за тягач.
Димка забрел в реку так, чтобы его со всех сторон было хорошо видно, поднял руки, замер.
Григорий Стожаров перестал улыбаться, приоткрыл дверцу тягача и впился глазами в бригадира. Димка подбросил берет, поймал и закрутил над головой. Сразу на берегу забегали, заворочались тягачи. Натянулись и запели тросы, бульдозер вздрогнул и посунулся к воде. Замелькали отмытые гусеницы. Но вот бульдозер споткнулся, клюнул, и над выхлопной трубой сомкнулись круги. Изо всех сил заработал арттягач, высекая траками искры о каменистый берег.
Я смотрел на кипящую бурунами реку и угадывал, насколько продвинулся «утопленник».
Димка потряс кулаком, но тягач, словно подбитая птица, прыгал на месте. Гусеницы бешено вращались, крошили камни, высекая искры. Димка забежал к самому радиатору и скрестил поднятые руки. Тягач глухо огрызнулся и замер. И сразу стало тихо, до глухоты.
— Не рви без толку, — сказал Димка, высунувшемуся из кабины цыгану.
— А я что говорил? — ни к кому не обращаясь, подтвердил Старшинов.
— Говорили, ясное дело, говорили, — буркнул Димка и пошел туда, где Талип с ребятами помятой фарой отчерпывали из лодки воду.
Димка стал поближе к лодке, поставил ногу на борт, достал сигареты. Талип справился с водой, откинул фару в нос, уложил весла, выпрямился.
— М-да, — он потянулся к раскрытой пачке за сигаретой. Ребята курили и смотрели на реку.
Там, где моталось на воде бревно, рябило. Бревно судорожно подергивалось на тросу и ныряло.
— Клюет, — сказал Талип, — уха будет.
— Сидит рыбина, не уха — ушица будет. Вали-ка, Талип, попроси еще тягач, одним не взять. Заодно прихвати хлеба и тушенки, — просит Димка.
— Котелок тоже надо таскать — чай шарга, чай не пьешь, — откуда сила. А вот и Андрей.
— Привет поморам-уморам, — Андрей снимает рюкзак, достает котелок, три буханки хлеба, вытряхивает на землю картошку и хватается за весло.
— Погоди, Андрейка, поначалу распали костер, — командует Димка. — А вы, хлопцы, садитесь в лодку.
Парни укладывают трос и выводят лодку на глубину. Гребут к «поплавку». Талип ловко подруливает, и Димка хватается за бревно, в одно мгновенье подсекает трос. Я догадываюсь — будут отрабатывать задний ход. Так
— Тягач гони! — кричит Димка, но тягач и без того уже развернулся и подает задним ходом фаркопф. Этим временем Димка вылез из воды, набросил трос на крюк тягача, вытянул руку вперед. Тягач заработал. Трос сглиссировал, по воде, подсекая водяной пузырь — радуга брызг. На миг трос звонко натянулся и тут же обмяк, плюхнулся на воду. Тягач подался метра на два — и снова трос зазвенел, но тут уже тягач ни с места — поскреб голый булыжник под собой и замер.
— Труба дело, — выдохнул Димка. — Теперь ни взад ни вперед, зарачило! Что бы это могло быть, как думаешь, дед? — спрашивает он и смотрит почему-то мне на ноги.
Я, топчусь тут же, Андрей около меня крутится — штаны закатаны выше колен, ноги как у гуся — красные. Не простудился бы;
— Дед, давайте двумя тягачами дернем — больше ведь силы, только навалиться…
— На силу тут не взять. На шап-шарап тоже не выйдет. Одно — надо просмотреть русло.
Ребята смотрят с удивлением, чудишь, дескать.
— Теория, — говорит Димка, — в этой-то непроглядной мути?
— Ну, не просмотреть, так прощупать, — поправляюсь я. — Если валун, то надо выяснить, с какой стороны его обойти, а вот если порог, расщелина или гребенка…
— А щупать как будем, товарищ дорогой, языком, да? — Талип для убедительности показывает язык.
— Зачем языком, ногами. Поначалу головой поворочаем, затем ногами. Был уже такой случай. Лет пятнадцать назад. Шли мы тогда колонной машин и бульдозеров по Лене. Пробивали по зимнику первую трассу. Пурга мела целую неделю, и сразу стихло. Где-то далеко глухо треснул лед. Стоят шоферы перед ведущей машиной и смотрят в зияющую промоину. От воды валит пар, в промоине бульдозер.
— Что стоять? Скорее рубите козлы! — кричу им.
Срубили, перекинули тали. На край промоины бросили капот, на него тулуп. Тут же кружка со спиртом, а рядом, в костре шипят банки с тушенкой.
Мнутся ребята, хотя и понимают — без бульдозера дальше ходу нет, спасать надо. Ну, раз нет храбрых, не торопясь, сбрасываю шапку, полушубок, рубаху, сапоги. Пробую ногой дымящуюся воду, словно ошпариться боюсь. На миг вспомнились мальчишечьи годы. Э-эх! Только буравчики воздуха вырвались на поверхность, а вслед за ними и я выскочил чуть не по пояс — выкинуло, будто ореховую скорлупу.
— Легковат, — и кто-то сует обмотанный мешковиной — чтобы к телу не примерз — пудовый домкрат.
Зажал я его под мышкой, в другой руке трос, и опять нырнул.
Все! Зацепил… Вскоре колонна двинулась.
— Ну вот, дед, тебе к карты в руки, ныряй, а мы поучимся, — зубоскалят лэповцы.
— Оно, конечно, если спиртяги для сугреву полкрухи опосля дерябнуть, то и море по колено будет! — высказывается Талип.
— Ставь на бочку, и я нырну, за милую душу, — горячится молодой монтажник.