Колымский тоннель
Шрифт:
одного чувства протеста против такой подлости я оставил бы Василию Краснову жизнь, чтобы дать
ему возможность пересмотреть свое прошлое и свои взгляды -- ведь не до конца же он цепной пес!
– -
а заодно посмотреть, как поведет себя начальник лагеря. Он, наверно, сошлет Краснова на прииск, и
это будет для моего подопечного искуплением. Хочу отметить, между прочим, и мнимую гуманность
Бугрина по отношению ко всем нам. И отделение нас от блатных, и некоторое
бессмысленных жестокостей следует отнести не на счет его до- броты, а просто списать на
производственную необходимость: в стране разруха, и рабов надо поберечь.
– - У защиты все?
– - спросил судья.
– - Нет. Защита отдает себе отчет, что у обвинения более чем достаточно свидетелей против
подсудимого, в том числе и сам адвокат. Однако и у защиты есть свидетель. Пусть единственный,
пусть ущербный, но не кажется ли уважаемому суду, что выдумки нашего Гоши очень во многом
совпадают с тем, что рассказал сейчас подсудимый? Из сопоставления следуют как минимум два
решающих вывода. Первый. Выдумка о стране Лабирии есть сущая правда, и тогда Александр
Краснов действительно жив и живет лучше нас. Следствие этого вывода: Василий Краснов не убивал
Александра Краснова. И второй вывод, который всем наверняка больше по душе. И Гоша, и мой
подопечный страдают одинаковой формой невменяемости. Следствие из второго вывода:
невменяемый -- неподсуден. Дикси.
Шум покрыл окончание защитной речи. Ничего в нем разобрать Краснов не мог, кроме того, что
спор идет равный -- между волоском, на котором висит его жизнь, и веревкой, на которой могут
повесить его изрядно похудевшее тело. Но он и не вслушивался в спор. Он искал глазами: кто же это
Гоша? Не тот ли это старовер-лабириец, друг Такэси, Ивана и Ганса, который ушел в тоннель и не
вернулся еще до прихода в Лабирию Красновых и Светланы?
Краснова тронули за плечо. Он обернулся и увидел безумные глаза давешнего полускелета.
"Хочет к печке", -- подумал Краснов и попробовал хоть слегка повернуться, чтобы пропустить
человека. Но тому не нужно было огня. Он жадно смотрел на Краснова.
– - Они, правда, завалили вход?
– - спросил он хрипло.
Краснов кивнул.
– - Я -- Гоша Дойкин. Кампай говорил обо мне?
Краснов кивнул. Ком в горле не давал говорить.
– - А я надеялся вернуться, -- прохрипел Гоша. Из его глаз потекло. Крепкий пожилой человек с
выправкой старшего офицера мягко отодвинул Гошу за плечи и сказал Краснову голосом адвоката:
– - Едва ли вам поверят. Но жизнь оставят, гарантирую. Чтобы хоть этим насолить Бугрину.
– -
– - раздался голос судьи.
– - Не желая влиять на мнение господ присяжных,
тем не менее прошу их заострить внимание на следующих обстоятельствах. Недоказанности есть в
аргументах как обвинения, так и защиты. Но очень серьезным представляется тот факт, что
начальник лагеря выступает в роли организатора этого суда. Быть марионетками всегда
обременительно, поэтому, братья славяне, давайте будем людьми.
"Быть людьми!" Ах, почему раньше Краснов не замечал прелести этих слов? Гуманных, точных,
исчерпывающих суть человечности... Мимо скольких слов он прошел в своей жизни равнодушно... И
мимо скольких людей... И сейчас они все -- и слова, и люди, мимо которых он равнодушно прошел, --
собрались во втором бараке лагеря на Колыме и судят его, никому не нужному детдомовца...
Немедленно вслед за этим он вспомнил Светлану. Глупец, никакая она не потаскуха, а в самом деле
– - очень и очень женщина, и любила его, дурака, по-настоящему. Не то что он. Он просто не умел. А
теперь Сашка Краснов будет с ней спать, она ему нравится. И воспитает его сына... Сейчас бы Сашку
сюда. Поднять восстание, разбросать завал и всем лагерем -- в тоннель. И завалить за собой вход,
чтобы никто больше...
Снова повернул его к себе Гоша.
– - Ну, как там? Староверов на Остров Скорби не загнали еще?
– - Староверы уже дважды вечевали разрешение исторической науки.
– - Провалилось?
– - Пока -- да.
– - Не надо, -- горячо заговорил Гоша, -- не надо нам исторической науки. И художественной
литературы не надо. Пусть будет все, как есть. Ради одного этого мы обязаны туда вернуться.
Выступить, доказать, навсегда запретить староверство -- и можно умирать. Я только этим и живу, не
подыхаю. Василий! Если не выдержу, это будет твой долг! Поклянись!
Краснов усмехнулся наивности бывшего старовера и немедленно выдал требуемую клятву, не
сомневаясь, что верность ей от сможет сохранить до самой своей и Гошиной смерти.119
Через час присяжные заявили: "Мы не ОСО"* и отложили решение до завтра. (*Особое
совещание - разновидность суда НКВД).
3. Посмертно уважаемый.
А ведь Краснов всерьез надеялся прожить под именем Александра Краснова остаток жизни в
ЭТОМ мире. Он смирился с невозможностью вернуться к Светлане, хотя это и мучило его больше
всего на свете. Он не хотел больше ни славы, ни власти, ни служения народу. Он хотел сегодня