Команда кошмара

Мамбурин Харитон Байконурович

Меньше грязи. Полное отсутствие хронического мрачного ожидания, въевшегося в лица, об очередном выверте судьбы, о чем скажут с экранов телевизоров. Задорные и местами даже энергичные люди. Деды, сидящие на табуретках в беседках, увитых виноградом (около Питера!!) и играющие в шахматы и шашки. Я почувствовал себя инопланетянином.

С моих слов может показаться, что это была сказка, а не деревня, но нет. Просто нечто куда более… сохранившееся и жизнеспособное, чем то, чего я ожидал. Просто деревня с телефонами и деревьями, без груд мусора, без ржавых остовов техники, без кучи заброшенных зданий и производств. Не придаток, теряющий последнюю кровь, уходящую в города, а полноценное

место для жизни, куда вполне можно переехать тем, кто постарше. Кстати, парочка хозяек действительно упоминали, что выше, наособицу, есть ряд домов, в которых проживают городские пенсионеры. Хозяйство не ведут, только укроп выращивают и так, по мелочи. Вполне им здесь хорошо.

Юльке нравилось, что она видит. Мне тоже.

Картошка, морковка, лучок, зелени огромный веник, это всё хорошо. Заботливые бабоньки мне еще и соли полкило выдали, да посоветовали перца купить в сельмаге. Я сказал сначала «О!», потом «Спасибо!», а потом отправился куда послали, таща уже порядком наполненную телегу. Кроме наводки на магазин, нам требовалось еще мясо. Много мяса. Но всё по порядку.

Возле магазина отиралась слегка похмельная Елена Юрьевна Довлатова, забивающая баки томной молодой продавщице, во всем своем высоком и тощем великолепии. Увидев самого проблемного и шиложопого члена своей команды, я, беря её на буксир, окончательно расслабился, ошибочно подозревая, что всё у нас хорошо. Сама Треска охотно взялась, потому как продавщица её сторонилась и дичилась, видимо из-за татуировок, причем настолько сильно, что четыре ящика водки со склада выдала нам безо всяких задержек под завистливые стоны неосапиантки. Та, как оказалось, была брошена у магазина именно из-за своих татух, потому что пугать почтенных деревенских варщиков самогона ей никто не хотел, ну а что потом за Треской вернутся… она и сама сомневалась.

А дальше у нас была свиноферма и её начальник. Вот тут весь благостный поход за продуктами встал в затык, потому здоровый, сердитый и потный мужик ворчливо слал меня лесом, утверждая, что свинины нет. Точнее есть, только живая, но вот забойщиков нет, они дома отдыхают. Понимаете, товарищи? Неплановый день.

— То есть отдыхают, но что окажутся дома и согласятся прийти — вопрос, да? — догадался умный я.

— В смысле согласятся? — неприятно удивился мужик, — Я тебе их адреса не дам! У нас расписание! У них дела или отдых! Надо было б вам кило пять мяса, то придумали бы чего, чай все люди. Но ты-то три туши хочешь, парень!

— Ладно, тогда я сам, — вздохнул я, расстегивая рубашку, — Показывайте, где тут у вас бойня…

— Чегооо?!

Опыт забоя крупного рогатого скота у меня был, а вот у местного начальника опыта наблюдения за подобным не было, как и неумеренно любопытной Довлатовой. Правда, на этот раз меня прямо на бойне чуть голым не распяли за то, что я, выгребши всю требуху из забитых туш, попытался отложить это месиво в сторону. Как оказалось, бесполезного там не было почти ничего. Пожертвовав слегка бледному и еще трясущемуся мужику требуху, а также все шестнадцать свиных коленок, я расплатился и, загрузив туши в тележку, поволок её в наш лагерь. Под хихиканье внутренней Юльки и сдавленный мат получившей внезапные впечатления Трески. Она, кстати, по пути украла у меня бутылку водки, выпив ту едва ли не наполовину.

Что поделать. Когда у тебя много грубой силы — решение множества проблем становится на редкость эффективным, но неприятным для окружающих зрелищем.

Встречали меня как героя — улыбками, словами восхищения, дружелюбными жестами. Я также лицемерил в ответ, заодно толсто намекая подошедшему за отчетом и сдачей Корно, что акция была одноразовая. Тот в

ответ всё равно восхищался, вслух подсчитывая, сколько людей бы это всё таскали. В общем, расстались довольные друг другом. Запихнув Треску в палатку рок-музыкантов к тщедушному бородатому барабанщику, раскладывающему пасьянс, я пошёл проверять остальной отряд.

И вот тут оно началось. Никого не было в лагере. Вообще никого. Ни единой подотчетной души! Ну, кроме собственноручно приведенной Довлатовой!

Расспросы не дали почти ничего. Тут у нас собралось четыре народа: механики и видеосъемка, оркестр, рок-банда и мой отряд психов, так что каждый был строго сам за себя, а с другими общался, лишь хорошенько залив шары. Если бы я искал Треску, то встретил бы больше понимания, так как по причине жары надетые на худющей и изукрашенной татухами девке вещи были весьма скудны, от чего она бросалась в глаза. Но вот насчет простых смертных было все очень неоднозначно.

— Насколько маленьких девушек вы ищете, Виктор Анатольевич? — интеллигентно спросил меня дирижер, только что засадивший рюмку теплой водки.

— Вот таких, — я показал по локоть, — Летают, крутятся обычно вокруг худого застенчивого блондина.

— А, то есть они существуют! — воодушевился заслуженный деятель наук, немало меня насторожив степенью своего алкоголизма, — Увы, не видел. В последнее время не видел!

И так звучали почти все. С одной стороны, было неудивительно, кому сдались какие-то левые люди? С другой стороны… а, плевать.

— «Превратись в туман, быстрее их найдешь», — посоветовала мне Юлька.

— «Это на крайний случай», — отозвался я, пылая раздражением и оптимизмом, — «А ты, милая, вернись пока в лагерь, пообщайся с народом. Чувствую, я буду долго шляться, а тебе во мне сидеть так долго находиться не стоит».

И пошёл искать уже в одно жало.

На месте, где раньше рыбачил башкир, обнаружился Паша. Одинокий Паша вместе с удочкой Слона. Блондин сидел, азартно тягая красноперку и карасиков, видимо, тоже решив пойти по пути всеобщего кормильца. Убедившись, что Салиновскому вполне нормально, бежать куда-либо он не собирается, буянить тоже, я, расспросив его, отправился по берегу дальше, вскоре обнаружив в зарослях камыша пропажу номер два.

— Э, а ну завязывайте! — тут же выдал я, глядя на груду вытащенной из воды рыбы, — Опухли что ли, мелкие? Вы так весь пруд обезрыбите!

— Уф… увлеклись, — виновато почесала голову Онахон (или Охахон), — Нам скучно было!

Ну да, килограммов двадцать тут точно есть, оценил я груду несчастных рыбешек. Ладно, не беда, сейчас оттащим местным, предварительно почистив и выпотрошив, что будет для сестричек быстрым, но вполне адекватным наказанием, а затем запрягу их работать у меня воздушной разведкой. Как говорится — и нашим, и вашим.

Улову никто из женщин не обрадовался, несмотря на полностью готовую к жарке и варке рыбу, но это было уже не нашей проблемой. Мы ушли искать остальных. С двумя воздушными человекоподобными дронами, способными дистанционно нащупывать что угодно, я верил в успех задуманного предприятия. И не зря. Художника и писательницу мы нашли быстро, в лесочке.

Зверски об этом пожалели, конечно.

На тихой лесной полянке под ярким летним солнышком сидела за мольбертом Сумарокова Раиса Джумберовна, очень неумело, но старательно запечатлевая обнаженного Сергея Юрьевича Конюхова, которого в данный момент фантомы её «героев» вполне умело пытали, удерживая жопой на муравейнике. Несчастный художник дергался, извивался, его глаза лезли из орбит, а таз жил, кажется, своей, очень непростой жизнью, но способность нашей писательницы была куда сильнее его чахоточного тела.