Командарм Дыбенко(Повести)
Шрифт:
Комбриг расставил отряды по кольцу. В условленный час со всех сторон, словно молнии, ударят партизаны по застигнутому врасплох врагу. Вой завяжут небольшие группы, а потом вступят в дело главные силы. В своем распоряжении комбриг оставляет резерв, чтобы в нужный момент использовать его в любом слабом месте. Дороги, по которым немцы могут подбросить подкрепления из райцентра, заминированы, в секретах притаились пулеметчики… Кажется, все было предусмотрено, продумано. И вдруг эта история с Чащиным: связана ли она с готовящейся операцией? Волков с нетерпением ждал известий от разведчиков: им
— Почему задерживаются? Где они пропали? — уж который раз спрашивал он политрука Завьялова.
Наконец появился один, а следом еще двое.
— Ну, докладывайте! — Комбриг внимательно выслушал и успокоился: немцы не знают о партизанских планах. — Выступаем, Александр Иванович! — решительно сказал Волков. — Может, еще удастся спасти Чащина.
— В добрый час, Олег Григорьевич, — ответил Карпов и добавил: — А может быть, уже и в живых нет Вениамина Платоновича?
Судьба Чащина волновала всех, кто успел узнать о случившейся с ним беде.
После того как командование приняло окончательное решение разгромить комендатуру Тигерберга, Надечкин почти ежедневно возил Чащина в «Красную звезду». Вениамин Платонович там не задерживался. Перекинувшись парой слов с Михайловым, если тот был на месте, приказывал Савелию поворачивать к церкви. Последнее время Филимон жаловался на здоровье, все больше лежал, но исправно вел церковную службу: читал короткие проповеди, как умел, вселял в души православных горячую веру в свои силы в борьбе с врагом.
Во вторник утром Чащин, как обычно, предупредил Иванова, что едет в «Красную звезду».
Весь день Никита Павлович прождал друга, но безуспешно. «Не иначе, что-то стряслось», — тревожился он. Только в среду под вечер прискакал Надечкин.
— Беда! — крикнул Савелий.
Срывающимся голосом он рассказал, что Чащин арестован и замучена дочка церковной сторожихи, будто бы вызывали в комендатуру и Филимона.
Иванов побледнел, схватил Надечкина за воротник полушубка да так тряхнул, что тот свалился на пол.
— Что же ты молчишь, сукин сын! — сердито крикнул он.
Савелий не мог прийти в себя, только мигал глазами.
— Я все поджидал, — начал он, заикаясь, — а Платоныч не появлялся. Думаю, замешкался. Гляжу, проходит мимо меня комендантская переводчица Варя и, не останавливаясь, говорит о Чащине, Филимоне и Соловьевой. Уезжай скорее, Савелий, шепчет, передай все нашим.
— Надо что-то делать! — сказал Никита Павлович, а что делать — и сам толком не знал. Предупредить Карпова! Но он далеко, где-то около «Красной звезды». Жаль, Володьку отпустил к бате, а Назар — дорогу не знает.
И внезапно пришло решение.
— Скачи, Савелий, обратно! — Хлопнул по плечу извозчика: — Гони, не жалей мерина! Издохнет — бог с ним. — Растолковал, где надо искать партизан и что сказать.
— Все понятно. — Надечкин выбежал из избы, прыгнул в резные саночки, не на облучок, где обычно восседал, когда возил Чащина, а на его место, на зеленый коврик. Красавчик, словно учуяв беду, рванулся с места и затрусил по дороге.
Никиту Павловича не оставляла тревога за судьбу товарищей. Послал жену за Прохором,
Вторые сутки Тигерберг держал Чащина в комендатуре под предлогом, что вот-вот приедет большой начальник и будет лично беседовать со старостами. Случалось и раньше — целый день не отпускали, но вечером ему разрешалось уезжать. А теперь?.. «Не иначе, что-то хотят выведать», — терялся в догадках Вениамин Платонович.
Не знал Чащин, что днем раньше Тигерберг лично вызывал Филимона. Больного священника подняли с постели. Полковник расспрашивал его о партизанах, интересовался старостой. Батюшка знал, что требовалось говорить, хвалил Чащина: мол, ходит в церковь, исправно молится вместе со всеми гражданами. После этого разговора Тигерберг приказал своему адъютанту проводить попа в спортивный зал, превращенный в место пыток. Увидев там изуродованных людей, Филимон лишился сознания. Его привели в чувство и отвезли домой. Вскоре он умер.
Почти одновременно с Филимоном гестаповцы схватили Валю Соловьеву, над ней долго глумились, на ночь заперли в темной холодной кладовке, где когда-то хранилось школьное имущество. Когда утром открыли дверь, увидели девушку мертвой: она повесилась.
Обо всем случившемся узнала Варя Петрова, она сумела предупредить Надечкина, а Ваню Ягодкина — сына квартирной хозяйки — уговорила с запиской пробраться к Волкову.
Но ничего этого Чащин не знал. Он вновь (в который раз) стоял перед комендантом. В учительской было душно, полковник сидел в расстегнутой тужурке. На полу, растянувшись на пушистом коврике, дремал с высунутым языком бульдог.
Тигерберг поднялся из-за стола. Прошелся из угла в угол.
— Михайлов! — крикнул он, приоткрыв дверь.
Архип Михайлович появился быстро.
— Садись, — указал он на стул. — Садись и ты, староста. Я заставил тебя немного постоять. Все думал. И вот пришел к выводу: напрасно мы тебя держим. Михайлов ручается за тебя… головой… И священник Филимон. — Вдруг немец засмеялся. — После войны нам придется жить по соседству. Думаю поселиться на псковских землях. Ты будешь бургомистром. Великая Германия щедро награждает своих друзей… Что же ты мне еще скажешь, господин староста?
— То же, что и вчера.
— А вчера ты говорил: в здешних болотах да лесных дебрях много партизан, но ты с ними не знаком. Правильно?
— Совершенно верно… Я служу вам, как умею, — честно.
— Меня поражают ваши люди. Обреченные. — Полковник крикнул: — Шарте!
Вошел обер-лейтенант, подтянутый, с нагловатым лицом. Громко щелкнул каблуками.
— Проводите господина старосту… — приказал Тигерберг.
Шарте увел Чащина. Повел его по широкой каменной лестнице в полуподвал, где недавно побывал Филимон. Когда-то там, в спортивном вале, слышались звонкие голоса детворы. А сейчас?.. Переступив порог, Вениамин Платонович остановился. Прямо перед ним на шведской стенке висел распятый окровавленный человек. Рядом на борцовом мате стонала женщина… Еще… Чащин пошатнулся, но, собрав все силы, продолжал стоять. За его спиной, расставив широко ноги, раскачивался, словно на пружинах, обер-лейтенант Шарте…