Командарм Дыбенко(Повести)
Шрифт:
Позднее из воспоминаний Керенского и Краснова Дыбенко узнает, что они оба внимательно следили за каждым его шагом…
Керенский в своих воспоминаниях пишет: «Около 10 ч. утра меня внезапно будят. Совершенно неожиданное известие: казаки-парламентеры вернулись с матросами во главе с Дыбенко! Основное условие матросов — безусловная выдача Керенского в распоряжение большевистских властей; казаки готовы принять эти условия».
Краснов устроил Керенскому побег из Гатчины. А идея вывода главковерха из «политической игры» принадлежит Борису Савинкову. Он появился в Гатчине перед наступлением Краснова на Царское Село;
Керенский не любил Савинкова и боялся его, хотя совсем недавно сам же предложил ему пост помощника военного министра.
Теперь Керенский понял, что он проиграл. «Бежать! Только бежать!» — твердил «главковерх». Хорошо бы найти матросскую форму. Но где ее возьмешь, да и вряд ли она поможет. Времени для размышлений уже не осталось…
Существуют две версии: одна утверждает, что Керенский бежал в форме матроса, другая — в женской одежде. Нет смысла отдавать предпочтение любому из этих вариантов. Одно ясно и бесспорно: Керенский как подлый трус бежал с поля боя…
— Сам он признается: «Нелепо переодетый, я прошел мимо караулов».
…До смерти перепуганного главковерха, словно куль, свалили на заднее сиденье машины… Еле живого, доставили его в Псков, а отсюда главнокомандующий Северным фронтом генерал В. А. Черемисов переправил беглеца через границу. Так завершилась головокружительная карьера Керенского, правившего Российским государством 110 дней, на десять дней больше самого Наполеона, который по возвращении с о. Эльба находился у власти только 100 дней…
Удрал Керенский не с пустыми руками. В Международном банке на его имя лежали 350 тысяч, и не керенками (в деревнях ими оклеивали стены), а золотыми рублями, украденными у русского народа…
Первоначально Керенский объявился в Праге, где читал курс лекций о русской революции. Перекочевал во Францию и жил там до второй мировой войны, участвовал во многих антисоветских авантюрах. Перед оккупацией Парижа фашистскими войсками перебрался в Америку, где и умер 13 июня 1970 года, на девяностом году жизни.
Узнав о бегстве Керенского, Дыбенко воскликнул:
— Презренный трус!
Позднее Дыбенко писал: «Легкомысленный, трусливый и жалкий капитан бежал с корабля в дни разыгравшегося шторма, даже не попытался отыскать хотя бы маленькую пристань, чтобы причалить к ней. Впрочем, если бы и причалил, кто бы подал ему руку помощи? Кто предложил бы себя в подмостки, чтобы спасти с тонущего корабля неудачника капитана?..» И еще: «Так безвозвратно рухнула попытка Керенского вырвать власть из рук Советов. Как тающая политическая тень, он быстро исчезал с арены борьбы. Но, уходя, он — через эсеровскую газету поспешил сообщить о своем спасении от мести своего „злейшего врага — Дыбенко“. Однако это не было спасением, а лишь надгробной тризной над политическим мертвецом. Так бесславно закончил Керенский свой недолгий исторический путь».
Бегство Керенского помогло Дыбенко успешно завершить «мирные переговоры». А ведь именно в те минуты казачьему комитету стало известно о телеграмме Савинкова, что из Луги отправлены 12 эшелонов с «ударниками», которые прибудут в Гатчину к вечеру. Станичники, почувствовав силу, начали торговаться.
И вдруг ошеломляющая весть:
— Верховного главнокомандующего не нашли!
— Керенский бежал!
Казаки
«Всем, всем. Керенский позорно бежал, предательски бросив нас на произвол судьбы. Каждый, кто встретит его, где бы он ни появился, должен его арестовать как труса и предателя.
Казачий совет 3-го корпуса».
О бегстве Керенского отправил телеграмму и Дыбенко.
Во дворец влетел запыхавшийся меньшевик Войтинский, в то время комиссар ВЦИК при главнокомандующем Северным фронтом. Потрясая телеграммой Савинкова, он кричал:
— Керенский не сбежал, а отбыл за подкреплением!
Но, увы, его уже никто не слушал. Войтинский был арестован.
В Гатчину вступили матросы и красногвардейцы, которых привел Сиверс.
Через два часа матросы разоружили казаков.
Дыбенко арестовал Краснова и вечером 1 ноября доставил в Смольный. Генерал дал слово, что не будет воевать против Советской власти, и его отпустили. Не сдержал Краснов слово…
До глубокой ночи 2 ноября в Гатчине шла подготовка к отправлению в Москву большого отряда матросов и красногвардейцев под командованием Еремеева, члена Петроградского военно-революционного комитета. Моряками командовали Николай Ховрин и Александр Ильин-Женевский, их помощниками были Иван Колбин, Эйжен Берг и Анатолий Железняков. Когда Еремеев доложил, что эшелон с моряками пойдет в авангарде, Ленин с удовлетворением произнес: «Матросы не подведут». Это был уже третий отряд, направленный по указанию Владимира Ильича на подмогу московскому пролетариату. Первый, численностью 500 человек, прибыл из Петрограда в Москву еще 29 октября, через два дня — двухтысячный.
Дыбенко только было собрался поспать, уже и диванчик присмотрел в одном из залов гатчинского дворца, — послышались выстрелы в районе казармы. Сна как не было. Дежурный доложил:
— В казарме пьяные красновские офицеры и юнкера подбивают казаков на мятеж. Видно, пронюхали, что нас осталось мало.
Дыбенко собрал казачий комитет, спросил:
— Сами уймете провокаторов или послать матросов?
— Сами все уладим.
Уладили… Казаки расстреляли зачинщиков бунта.
Снова тревожная весть. На подходе эшелоны с «ударниками». Дыбенко, Вальден, Сиверс, Павлов понимали, что после отправки Еремеева гатчинский гарнизон — 500 матросов и два батальона Финляндского полка — не сможет отразить нападение «ударников»… А время шло. В 8 часов утра 3 ноября разведчики донесли: эшелоны остановились в пяти верстах.
Дыбенко пытается решить дело миром.
Сиверс предложил план: направить в сторону «ударников» железнодорожный состав… из пустых вагонов. На паровозе, где-то посредине и в хвосте, посадить матросов с пулеметами. Пушки поставить вдоль железнодорожного полотна. «Если потребуется, дадите три выстрела из револьвера, и артиллеристы откроют огонь».
«Наскоро перед тем сформировали пустой, но значительный эшелон, — вспоминает Дыбенко. — С ним приближаюсь к эшелонам ударников. На нашем паровозе несколько матросов с пулеметами. Не доходя версты до ударников, останавливаю эшелон и иду к ударникам. Тут же предлагаю им сдаться. В противном случае немедленно откроем артогонь по их эшелонам. Ударники, числом около 3 тысяч, колеблются. После кратких переговоров переходят на нашу сторону. Лишь незначительная группа офицеров, отстреливаясь, пытается бежать. Сами ударники рассеивают ее пулеметным огнем. Ударники мирно вступают в Гатчину. Для ознакомления с событиями они посылают свою делегацию в Петроград к Владимиру Ильичу».