Командарм Лукин
Шрифт:
Сейчас в комнате бывшего Гнездовского санатория два военачальника глубоко сожалели об упущенных возможностях, хотя в том и не было их вины. Они прекрасно понимали друг друга. И прекрасно понимали, что с врагом надо сегодня драться и бить врага тем оружием, какое есть сегодня.
— Речь товарища Сталина третьего июля вы слышали? — прервал наконец молчание Тимошенко.
— Нет, — ответил Лукин. — Я был в дороге.
— Обязательно ознакомьтесь. В ней изложены директивы Совнаркома и ЦК ВКП(б). — Тимошенко еще помолчал, потом прошелся по комнате и заговорил, будто сам с собой, не глядя на Лукина: — Слов нет, урон нашему Союзу большой. Нужна выдержка, надо подготовиться так, чтобы последовал ответный удар, в несколько раз больший. Этого можно достичь только
Беспокойство маршала Тимошенко было понятно. В крайне невыгодных условиях пришлось ему начинать командовать Западным фронтом. Отошедшие из приграничных районов ослабленные и разрозненные дивизии отводились в тыл на формирование. Соединения и части 22, 19, 20, 21 и 16-й армий, прибывшие из глубины страны, еще не были полностью сосредоточены и развернуты на рубеже среднего течения рек Западная Двина и Днепр, хотя многие из них уже вели бои.
По плану блицкрига гитлеровское командование рассчитывало прорваться к Москве через Смоленск. Западнее Смоленска должны были быть окружены и уничтожены соединения 20, 19 и 16-й армий. И тогда перед группой армий «Центр» не оставалось бы реальной силы, способной сдержать бросок врага на Москву по самому короткому пути. Начальник генерального штаба сухопутных сил фашистской Германии Гальдер записал в своем дневнике 3 июля: «…не будет преувеличением сказать, что кампания против России выиграна…» [4] Он отмечал, что Западный фронт, в тылу которого уже нет никаких резервов, не может больше держаться и что попытки оказать сопротивление приведут только к гибели его еще боеспособных соединений. Не менее самодовольно высказался на следующий день и сам Гитлер: «Я все время пытаюсь поставить себя на место противника. Практически он уже проиграл эту войну» [5] .
4
Гальдер Ф. Военный дневник. М., 1971. Т. 3, кн. 1. С. 79.
5
Цит. по: Безыменский Л. А. Укрощение «Тайфуна». М., 1978. С. 39.
Так, предрекая заранее поражение Красной Армии, гитлеровское командование приступало к наступлению на Смоленск. Удары должны были наноситься с севера из района Витебска и с юга из района Орши.
Почему же немцы не решились наступать на Смоленск по центру — с запада? Да потому, что там проходили автомобильная и железная дороги Москва — Минск. Враг понимал, что советское командование уделит особое внимание обороне важнейших коммуникаций. Значит, надо обойти эти дороги с севера и с юга. Благо стояла июльская жара, которая высушила даже некоторые болота. Так что опасаться бездорожья гитлеровцам не приходилось.
Выйдя в первых числах июля к Западной Двине на полоцком направлении у Витебска и к Днепру, враг изготовился к новому удару. Против Западного фронта он сосредоточил двадцать девять дивизий, создав здесь двойное превосходство в людях, артиллерии и самолетах и почти четырехкратное в танках. На направлениях главных ударов преимущество немцев в живой силе и технике было еще большим.
И грянул бой…
10 июля группа армий «Центр» перешла в наступление. Ее ударные силы прорвали оборону
Так началось Смоленское сражение.
В тот же день маршал Тимошенко вызвал генерал-лейтенанта Лукина, дивизионного комиссара Лобачева и полковника Шалина.
Тимошенко стоял у карты. Поздоровавшись, он сразу поставил задачу:
— Ваша армия должна перекрыть все дороги в Смоленск с севера и юго-запада. Ни в коем случае нельзя пропустить врага севернее Смоленска на Ярцево и южнее — через Красный.
Лукин слушал маршала, смотрел на карту и думал, как же выполнять такую задачу? Чем перекрывать эти направления?
— При всем желании, товарищ маршал, — заговорил Лукин, — сплошного фронта обороны создать невозможно, в армии очень мало войск.
Наступила пауза. Все понимали, какая катастрофа может постигнуть защитников Смоленска, если враг обойдет фланги и замкнет кольцо где-нибудь у Вязьмы или между Смоленском и Вязьмой. В этом кольце окажутся три армии.
— На подкрепление рассчитывать не будем. Попробуйте обойтись своими силами. Думайте.
— Думаю, товарищ маршал, — спокойно произнес Лукин. — Я думаю о Шепетовке.
— Шепетовка. Мы в Ставке знали, как вы крепко держали этот город. А ведь у вас там тоже было очень мало войск.
— В Шепетовке противник также все время обтекал фланги. Выручали подвижные отряды.
— Так, так, — заинтересовался Тимошенко. — Что же это за подвижные отряды?
— В состав отряда я включал батальон пехоты, один-два дивизиона артиллерии, пятнадцать-двадцать танков.
— Но ведь отряды подвижные. На чем они двигались, если у вас не было транспорта?
— Машинами помог военкомат. Мобилизованные из народного хозяйства автомобили он отдал мне. Каждый отряд как сжатый кулак. Я их бросал на самые опасные участки. И дрались они здорово.
— Это, Михаил Федорович, то, что нам сейчас надо… — Тимошенко помолчал, обвел всех взглядом: — Вот видите, товарищи, уже первые дни боев дают нам уроки, которые никакими академическими курсами не были предусмотрены. Ежедневно, да что там ежедневно — ежечасно меняется обстановка. Разве там, в Ставке, могут предвидеть, что и когда произойдет на том или другом участке, чтобы дать рекомендацию, приказать командующему армией действовать так или иначе. Кто из нас мог предположить, с чем столкнется Лукин в Шепетовке? Оглядываться ему было не на кого и помощи ждать было не от кого. Он самостоятельно принял решение, самое верное решение, создав подвижные отряды. Это уже опыт. Пусть малый, но опыт. Создавайте, Михаил Федорович, подвижные отряды, прикройте ими фланги Смоленска. Понимаю, что сил у вас мало. Чем я могу помочь? Помогу с транспортом. Выделю, сколько смогу, танков. Отдам приказ: все части Смоленского гарнизона подчинить вам. Кроме того, все, что будет прибывать по железной дороге, подчиняйте себе. Берите оборону Смоленска в свои руки, письменный приказ не задержится.
Уже прощаясь, Тимошенко каким-то мягким, спокойным голосом обратился ко всем, но глядя при этом на Лoбачева:
— Надо внушить командирам и красноармейцам, что успех противника временный. Наступит срок, и враг покатится назад. И еще. Поступают сведения, что многие бойцы, особенно вновь прибывшие, боятся танков. Надо бороться с танкобоязнью, внушать бойцам, что вражеские танки не так страшны. Они горят. Конечно, у нас еще мало противотанковой артиллерии, но даже бутылки с зажигательной смесью — грозное оружие в руках смельчаков.
Выйдя из штаба, Лукин, Лобачев и Шалин некоторое время стояли молча, ожидая машины. Лукин обратил внимание на человека, сидящего на краю канавы. Тот повернул голову. Лицо показалось очень знакомым. Лукин подошел ближе.
— Иван! — воскликнул он. С земли поднялся широкоплечий человек невысокого роста, в командирской форме с четырьмя шпалами в петлицах.
— Миша!
Они обнялись. Лобачев с Шалиным с любопытством наблюдали в сторонке.
— Брат! Это мой брат Иван! — радостно объяснил Лукин. — Вы езжайте в штаб. Я задержусь. Такая встреча!