Командарм Лукин

Городецкая (Лукина) Юлия Михайловна

— Я не дам брить бороду.

— Сбрить бороду!

— Не дам, — спокойно отвечал Лукин, наслаждаясь бессильным бешенством фельдфебеля. А тот переступил с ноги на ногу, выругался и быстро вышел.

Лукин вынужден был носить бороду. Ему было неудобно бриться левой рукой, но говорить немцам о своих трудностях он не считал нужным.

Не давали покоя Лукину и раны. И ко всему разболелись еще зубы. Промучившись сутки, генерал попросился к зубному врачу.

Русских пленных врачевал в лагере зубной техник Михаил Чувиков. Лукин узнал, что Чувиков коренной москвич, что и первую военную осень был в столице,

разговорился с ним.

— В октябре — ноябре сорок первого тяжело было смотреть на столицу, — вспоминал Михаил. — Мешки с песком под окнами домов, ежи и противотанковые надолбы на Садовом кольце, на перекрестках, баррикады и траншеи на окраинах. Главные здания были закамуфлированы так, что их и не узнать. К фасаду Большого театра сделали пристройку в три этажа с узенькими окошками и арочными воротами — заурядный старый домишко! А наверху — крупнокалиберные пулеметы и скорострельные зенитки. Аэростаты в небе… Но всюду порядок и спокойствие. Москва готовилась к отпору. Да чего там! Даже парад седьмого ноября состоялся на Красной площади!

— Я тут в плену краем уха слышал, что такой парад состоялся. Но, честно признаюсь, как-то не верилось.

— Очень нужен был нам этот парад. Ведь фашисты раструбили на весь мир, что Москва пала, а Сталин сбежал в Куйбышев. А тут — нате вам, войска по Красной площади идут, и Сталин на трибуне Мавзолея. Для всех, конечно, это неожиданно было. Даже мы о том, что пойдем на парад, узнали всего за несколько часов до него. Речь Сталина слушали.

— Поразительно! — не выдержал Лукин.

— И знаете, ни один немецкий самолет не пропустили к центру Москвы. Все, конечно, могло быть… Но мы, участники парада, получили задание: случись бомбежка, парада не прекращать. Пусть рвутся бомбы, а ты иди парадным шагом и виду не подавай. Вот какой был парад, товарищ генерал!

Лукин долго ничего не мог сказать. Сколько раз, будучи военным комендантом Москвы, обеспечивал он военные парады на Красной площади! Но такого, о чем рассказал зубной техник Чувиков, не мог себе представить.

Закончив свой рассказ, Чувиков приоткрыл дверь кабинета и, убедившись, что в коридоре никого нет, достал из-за пазухи сверток и протянул Лукину.

— Тут деньги, — пояснил он. — Три тысячи марок.

— Откуда? — удивился Лукин. — И зачем мне деньги?

— Возьмите, товарищ генерал, спрячьте, — поторопил Чувиков. — Нам известно, что вас отправят в крепость Вюльцбург. Это настоящая тюрьма. Хоть какая-то поддержка будет и вам, и вашим товарищам…

— Но где вы взяли столько денег?

Чувиков не успел ответить, в кабинет вошел все тот же фельдфебель.

— Опять занимаетесь пропагандой?! — крикнул он Лукину.

— Если удаление больного зуба вы считаете пропагандой, то да.

— Напрасно иронизируете. Благодарение богу, избавляемся от вас. Собирайтесь, за вами приехали.

Но увезти Лукина немцам в тот день не удалось. Где-то в горах, куда должны были везти генерала, мощная лавина снега засыпала дорогу.

В ту ночь пленный Виктор Николаевич Королев рассказал Лукину, откуда взялись три тысячи марок. А главное — о том, как живут и борются советские военнопленные в лагерях Нюрнберга и его окрестностях.

В лагере Ротенбах, например, что в двенадцати километрах от Нюрнберга, действовала крупная подпольная

группа. Ее возглавлял участник войны с белофиннами Герой Советского Союза старший лейтенант Журавлев. Подпольщики вели антифашистскую пропаганду, писали листовки. Текст небольшим тиражом удавалось размножить бывшему пограничнику старшему лейтенанту Николаю Назаренко. Листовки передавались в другие лагеря.

Подпольная организация оказывала огромное влияние на узников, сплачивала их, вела борьбу в самых, казалось бы, невозможных условиях, помогала умирающим от голода выносить издевательства фашистов, цементировала интернациональную солидарность и исподволь готовила восстание.

Работа подпольщиков незримо охранялась. По множеству каналов поступали предупредительные сигналы. Об опасности подпольщиков предупреждали немецкие коммунисты, работавшие в охране лагеря и на электродной фабрике «Кондрати и Кo». На этой каторжной фабрике работала большая группа советских военнопленных из числа офицеров.

По подозрению в саботаже гестапо арестовало шесть человек и бросило в тюрьму города Фюрт. Один из них— Дмитрий Карнаухов — попал в камеру, где сидел генерал Карбышев. Позже в эту же камеру был помещен Николай Храмов. Несмотря на зверские допросы, гестаповцы не добились от них признания и вернули в лагерь Ротенбах.

Своим товарищам они рассказывали о Карбышеве, о том, как генерал-патриот сам мужественно переносил тяжесть плена и наказывал им стойко держаться. Когда Карбышев узнал, что Карнаухов и Храмов возвращаются в лагерь, он просил передать товарищам, чтобы они в меру своих сил оказывали помощь пленным советским генералам, которых немцы содержат в крепости-тюрьме Вюльцбург.

— Вот мы и решили, — говорил Королев, — собрать среди иностранных военнопленных боны, которые им выдавали, чтобы затем обменять их на немецкие марки. Когда мы увидели вас здесь и узнали, что скоро вас отправят в Вюльцбург, мне поручили передать вам деньги через нашего связного — зубного техника Чувикова. И я рад, что выполнил задание.

Утром за генералом приехали на санях люди в форме матросов советского торгового флота в сопровождении всего одного немецкого конвоира. Это удивило Лукина. Откуда тут моряки? Если пленные, то почему почти без охраны?

Дорогой моряки поведали генералу о своей драматической эпопее.

22 июня 1941 года теплоходы Балтийского морского пароходства «Хасан», «Волголес», «Днестр», «Магнитогорск», «Эльтон» находились под разгрузкой в немецких портах Штеттин и Данциг. Гитлеровцы захватили эти суда. Советские моряки сумели уничтожить всю документацию, категорически отвергли требования фашистов спустить на судах Государственный флаг СССР и заявили протест против насилия.

Захватив суда, фашисты отправили моряков в лагеря Штеттин, Бланкенфельд, а команду «Магнитогорска» в концлагерь Штутгоф, Фашисты склоняли моряков к предательству, обрабатывали в гестапо, пытались отделить украинцев и прибалтийцев от русских. Однако все эти намерения были сорваны стойкостью моряков. Ни один человек не смалодушничал.

В августе 1941 года всех моряков в количестве двухсот человек заключили в крепость-тюрьму Вюльцбург. С первых дней заточения моряки сплотились вокруг своих капитанов-коммунистов. Они наладили связь с советскими и иностранными военнопленными.