Командарм Уборевич. Воспоминания друзей и соратников.
Шрифт:
– Вашу пулеметную команду, товарищ Смирнов, я посмотрю позднее, на занятиях по специальности. А сейчас ведите людей в тепло.
Команда занималась стрелковым делом в большом сарае, называвшемся у нас «стрелковым кабинетом». Оборудование «кабинета» было простенькое, кустарное, но было это тогда новым делом.
После обеда в сарай пришел И. П. Уборевич. Команда выстроилась и, как положено, приветствовала командующего. Он дал «вольно».
Оглядев «кабинет», остался, видимо, доволен. И начал то одному, то другому бойцу задавать вопросы: «Как живете,
Бойцы как-то быстро освоились и отвечали, перебивая друг друга:
– Ничего живем... Начальство не обижает... Только вот в отпуск не пускают...
Иероним Петрович сочувственно кивал головой. Потом бойцы сами стали задавать вопросы- больше о положении на Дальнем Востоке. Разъяснив нам линию Советской власти в деле ликвидации интервенции и контрреволюции на Дальнем Востоке, командующий сказал, что нужно всем быть готовыми принять участие в очищении последней нашей территории от вражеской нечисти.
– А теперь давайте посмотрим, как вы умеете стрелять, - переменил он тему разговора.
Он обращался то к одному, то к другому красноармейцу и экзаменовал их по стрелковому делу.
Прощаясь с командой, сказал:
– Осмотром команды я доволен. Но вы не зазнавайтесь, еще лучше изучайте оружие: оно может скоро пригодиться.
– Посмотрим, как у вас хранится оружие, - обернулся он к командиру полка.
Выходя от нас, командующий посоветовал начдиву Чайковскому:
– Устройте такие же «стрелковые кабинеты» во всех батальонах. Не смущайтесь, что оборудование бедновато. Кое-какие приборы можно самим изготовить. Для повышения огневой культуры это будет иметь большое значение.
Уборевич сам осмотрел несколько винтовок в ружейном парке, а одному из штабных командиров приказал проверить снаряжение пулеметных лент, тот доложил:
– Непорядок, товарищ командующий! Проверил на выдержку три ленты: в каждой не хватает по пяти патронов до двухсот пятидесяти. Эти пять лежат в коробках россыпью.
Уборевич рассмеялся:
– В этом-то и порядок. Набей в ленту все двести пятьдесят - заедать будет!
Командующий подозвал меня:
– Покажите лошадей команды.
Лошади содержались, по моим понятиям, хорошо: помещение утеплено, фуража вдоволь, как следует вычищены. Так что я с удовольствием повел командующего в конюшню.
Приняв рапорт дневального, он похлопал лошадей по холкам, а потом что-то шепнул начдиву Чайковскому. Тот приказал мне:
– А ну-ка выйдите из помещения.
Я в недоумении вышел. Подумал: «Неужели не доглядел чего? Какая же у меня промашка?»
Не прошло и двух минут, как меня позвали в конюшню.
Вошел и ахнул: командующий и начдив курили, а вместе с ними - и дневальный! По уставу-то курить в конюшне запрещено.
На беду вошел командир полка с начальником штаба, говорит ему:
– Отдайте приказом: за нарушение устава начальника второй пулеметной команды и дневального посадить под арест на пять суток каждого!
– сурово посмотрел
– Есть, - вытянулся я, - отправиться под арест начальнику пулеметной команды и дневальному по конюшне!
Только повернулся я к дневальному, чтобы вместе с ним идти на гауптвахту, командующий говорит командиру полка Гришину:
– Скажите, а часто приходится отправлять под арест людей из этой команды?
– За два с половиной года, как ею командует товарищ Смирнов, - доложил командир полка, - это первый случай, и я сам не пойму, товарищ командующий, как это боец...
Если так, товарищ Гришин, - перебил Уборевич, я прошу вас отменить этот приказ. Тут прямо-таки провокация с нашей стороны.
Так я и дневальный неожиданно были избавлены от наказания, а почему - я и сам не понимал.
Когда командиры ушли, я с пристрастием допытывался у потного дневального: как это он посмел закурить в конюшне? Оказалось, когда меня выдворили, Уборевич вынул портсигар и предложил папиросу дневальному. Тот оробел и отказался. А начдив подмигнул: «Бери, бери, чего там!» - и сам задымил папиросой. Закурил и Уборевич. Дневальный не посмел не взять папиросу и тоже закурил, полагаясь на то, что разрешило само высшее начальство...
Я долго не мог успокоиться из-за этого случая. А потом в полк пришел приказ: в числе других командующий наградил меня карманными часами за хорошую подготовку пулеметной команды.
Ко мне в команду прислали нового взводного командира.
Раньше он был командиром роты в Нижнеудинске, потом получил суровое наказание- шесть месяцев отсидел в тюрьме - и теперь с понижением попал ко мне.
Я спросил у него, за что его так наказали.
И он рассказал такую историю. У знал как-то Уборевич, что в Нижнеудинском полку командиры сильно развинтились, вместо занятий с красноармейцами играют по домам в преферанс.
Командарм сел в свой вагон, сзади прицепил платформу и поставил на нее автомобиль, которым сам хорошо управлял.
Доехав до Нижнеудинска, он переоделся в солдатскую шинель, сел в машину и остановил ее примерно в километре от расположения полка. Подойдя к первой попавшейся казарме, спросил: Здесь какая рота?
– Третья, - ответили ему.
– Ну вот, сюда я и назначен!
Вошел в казарму, огляделся: теснота, духота, белье на постелях несвежее...
– Что же так плохо живете?
– спросил он у красноармейцев.
– Да ведь какое начальство, такая и житуха, -пояснили ему.
А как кормят? Щи с «пycтoм» да каша с «нетом»...
И само начальство так же ест?
Начальство есть начальство! Пройди мимо их столовой - в нос так шибанет жареным, что, гляди, на ногах не удержишься.
– А в поле сильно гоняют?
– На это обижаться не приходится. Да и к чему теперь муштра? Война кончилась.
Увидев кругом грязь, Уборевич спросил:
– А часто здесь бывает ротный командир?
– А зачем ему? Он, поди, и сейчас пьяный лежит. Вон его домик - напротив.