Командарм Якир. Воспоминания друзей и соратников.
Шрифт:
Я начал подробно докладывать, не забыв сказать и о партийной работе в батальоне, и о делах Военно-научного общества полтавского гарнизона и 25-й Чапаевской дивизии.
Якира интересовало все, поэтому докладывать и отвечать на вопросы было удивительно легко. Разговор никак не походил ка официальную встречу командующего округом с командиром роты. Со стороны могло показаться, что встретились два старых товарища и беседуют по душам, делясь опытом прошлого и замыслами на будущее. Позже я узнал, что именно так, как правило, разговаривал Якир с подчиненными и, словно отодвигая в сторону служебные рамки, устанавливал контакт с людьми разных биографий и разных характеров.
– А не
– спросил Якир.- Только, пожалуйста, будьте откровенны...
– Нет, товарищ командующий, не тянет.
– А вам предлагали что-нибудь, кроме батальона?
– Да, должность начальника строительного отдела Ленинградского округа.
– И вы отказались?
– Отказался! Еще в академии избрал оперативно-тактический уклон и твердо решил служить в войсках.
– Думаю, что вы поступили правильно, - дружески сказал Якир и обещал, как главный руководитель игры, предоставить возможность активно участвовать в ней.
Эта беседа тронула меня до глубины души. Из кабинета Якира я вышел сияющий.
Участники игры жили в весьма скромных условиях: размещались в общежитиях, спали на красноармейских койках - по 6-8 человек в комнате, питались в корпусной столовой. Высший командный состав, приглашенный на игру, никакими привилегиями не пользовался.
Игра прошла организованно, но уже в ходе ее выявилось немало слабых мест. Все с нетерпением ждали разбора.
Доклад Якира на разборе был кратким, но удивительно глубоким. В академии такие разборы обычно носили отвлеченно-теоретический характер и не всегда приучали самостоятельно мыслить и действовать. А Якир очень умело связал воедино все стороны боевых действий войск: и оперативно-тактическую, и политическую, и материально-техническую. И все это изложил целеустремленно, исходя из конкретных задач боевой подготовки частей округа, совершенствования командного состава.
Оценивая действия участников игры, он тщательно разбирал каждый промах, выпячивая все, что мешало взаимодействию частей и снижало общий успех. Называл и фамилии командиров, допустивших ошибки. Взглядывая на этих товарищей, я не замечал на их лицах ни обиды, ни недовольства, наоборот, они согласно кивали головой. Все свои замечания Иона Эммануилович делал настолько тактично, с такой неотразимой логикой, что даже самые самолюбивые не нашли бы повода для обиды.
В довершение всего я очень обрадовался, услыхав замечания Якира по адресу тех строевых командиров, которые недооценивали инженерного обеспечения боевых действий. Он напомнил участникам игры, что без инженерных войск успех современного боя немыслим.
Разбор закончился. Командиры тесной толпой окружили Якира. А я вышел в коридор и, переполненный впечатлениями, почему-то вспомнил девятнадцатый год, клуб коммунистов Южного фронта и теплые слова докладчика о личной храбрости и боевом мастерстве Якира. Я и сам теперь мог бы многое рассказать о нем: и личная беседа, и игра, и разбор раскрыли мне высокие качества Ионы Эммануиловича как военного руководителя и человека.
В 1927 году в числе делегатов 25-й стрелковой дивизии я поехал в Харьков, на партийную конференцию Украинского военного округа. Там увидел многих прославленных командиров и политработников, и меня охватило чувство приподнятости и праздничности. Вот стремительно прошел командир - комиссар 17-го Приморского корпуса Ян Фрицевич Фабрициус. Худой, высокий, с длинными усами и бородкой-эспаньолкой, внешне хмурый и неразговорчивый, с четырьмя орденами Красного Знамени на гимнастерке, он обращал на себя общее внимание. Фабрициус подошел к Ионе Эммануиловичу Якиру. Они долго и оживленно
Прозвенел звонок, все поспешили в зал, заняли свои места, и конференция началась.
Открыл ее член Военного совета - начальник политуправления округа Дегтярев. Потом с докладом о борьбе с бюрократизмом выступил заместитель начальника политуправления округа Кучмин. После доклада разгорелись горячие прения. Выступавшие отмечали случаи бюрократизма в своих соединениях и частях, вносили предложения, как быстрее покончить с этим злом.
Иона Эммануилович сидел в президиуме, внимательно слушал, а иногда делал в своем блокноте какие-то пометки. К нему подходили то адъютант, то работник штаба или политуправления, клали перед ним телеграммы, бумаги. Услышав что-нибудь очень интересное, он отодвигал бумаги в сторону и поворачивался всем корпусом к очередному оратору.
Когда слово предоставили Фабрициусу, товарищ Якир стал особенно внимательным и сосредоточенным. Фабрициус привел несколько ярких примеров борьбы с бюрократизмом, вызвавших хохот и аплодисменты.
А когда на трибуну вышел Якир, весь зал, как один человек, встал и приветствовал командующего продолжительными аплодисментами. В то время на партийных собраниях и конференциях такие приветствия и овации были явлением очень редким. Но Якира все так уважали и любили, что овация возникла стихийно. А он, смущенный, слегка покрасневший, стоял на трибуне и оглядывался на президиум, как бы упрашивая поскорее успокоить зал.
Не знаю, сохранилась ли где-нибудь стенографическая запись выступления Якира, да и вообще велась ли тогда стенограмма, но говорил он, как помню, так:
– От бюрократизма и формализма - этого наследия прошлого - мы еще не избавились. Эти болезни особенно опасны в боевой подготовке войск и в политической работе среди красноармейцев. Давайте же приложим усилия, чтобы у нас Украине, где не так давно бушевала кулацко-бандитская и анархистская стихия, где НЭП зачастую принимает уродливые формы, бюрократизму, формализму и всем подобным извращениям был положен конец.
Значительную часть своей речи он посвятил укреплению воинской дисциплины, работе партийных и комсомольских организаций. Говорил Иена Эммануилович неторопливо, чуть наклонившись вперед и вглядываясь в лица делегатов. Только иногда слегка повышал голос - и это означало, что приводимый им факт или пример волнует и возмущает его. А затем опять ровное, неторопливое изложение мыслей, похожее на раздумье вслух, на откровенный разговор с друзьями и единомышленниками.
Я взглянул на часы: Иона Эммануилович говорит уже 55 минут, а на лицах делегатов нет ни усталости, ни усыпляющего равнодушия. Когда он закончил и сошел с трибуны, ему вновь устроили восторженную овацию, даже раздавались возгласы «ура!» - так велико было обаяние 32-летнего командующего, так высок был авторитет этого примерного коммуниста и опытного политического деятеля.
Меня назначили командиром сводного саперного батальона, выделенного для постройки лагерей в районе Житомира. Во время погрузки батальона в эшелон на станции Полтава я почувствовал себя очень плохо, и меня прямо с платформы отправили в госпиталь, а затем в Ессентуки, в военный санаторий. И надо же было случиться так, что по дороге у меня выкрали деньги. Я остался, как говорится, гол как сокол.
Мой сосед по палате, командир полка 44-й дивизии Николай Андреевич Прокопчук присел рядом и стал успокаивать: