Командиры крылатых линкоров (Записки морского летчика)

Минаков Василий Иванович

И в этих условиях с ограниченного горами и морем наскоро приспособленного летного поля ежедневно взлетали в воздух тяжелые боевые корабли, до предела нагруженные бомбами и торпедами.

25 января на исходе ночи в нашу комнату ворвался вечно бодрствующий и вечно бодрый адъютант эскадрильи Василий Матяш.

— Экипаж Минакова, подъем! Через час — на аэродром!

— Почти в рифму, — отметил, потягиваясь спросонок, Гриша Сергиенко. — И когда вы только спите, товарищ капитан?

— Если я буду спать, вы никогда и не позавтракаете перед вылетом. Привыкли жить на курорте!

Все

расхохотались. На курорте мы жили неполных десять дней, а поминать нам его будут, видно, до самой победы.

После раннего завтрака отправляемся на аэродром. Экипажу приказано находиться в пятнадцатиминутной готовности к вылету на «свободную охоту» на коммуникации Крымского побережья — от мыса Меганом до мыса Тарханкут.

Самолет с подвешенной под фюзеляжем торпедой уже готов к буксировке на законченную недавно строителями бетонную полосу. Бетонка — длина восемьсот, ширина сорок. Взлетать с нее разрешается только в тех [98] случаях, когда старая полоса совершенно расквашена, садиться не разрешается вообще.

Миша Беляков — в кабине нашей «пятерки», «дирижирует» буксировкой, готов в любой момент с помощью мощных тормозов самолета замедлить или остановить движение тягача.

Мутные сумерки, моросит дождь. С моря наплывают рваные клочья тумана. Мы плетемся сзади машины, то и дело оскользаясь, проваливаясь по колено в хрустящую, с вечера прихваченную морозцем грязь.

— Ну и погодка! — вздыхает Панов.

— Скажи спасибо, что флотским авиаторам выдают сапоги, — пытается проявить оптимизм Жуковец.

— Знают, за что дают, — мрачно парирует Коля.

Самолет тяжело вспрыгивает на бетонку, тягач хитро маневрирует на коротком пространстве, отцепляется, прицепляется, наконец разворачивает крылатую махину с огромной подвешенной под ней сигарой вдоль полосы.

Тут же поступает команда на вылет.

Иду на взлет, тщательно выдерживая направление: бетон скользкий, сход с полосы в лучшем случае грозит серьезной поломкой, в худшем — капотом, то есть переворотом через кабину штурмана.

Все обошлось. Летим в сплошной полосе дождя, видимости никакой. Через час становится ясно: весь маршрут проходить не стоит. Моторы начинают чихать из-за переувлажненности воздуха. Еще через час ложимся на обратный курс. Кабину заливает дождем, высота облачности — пятьдесят метров. Заходя на посадку, открываю боковую форточку фонаря. Гриша в своей кабине ложится на живот, следя через нижний блистер за направлением и высотой.

Посадка, к моему удивлению, получается на редкость мягкой. Самолет буквально притерся к земле, я ее и почувствовал только когда машина начала вздрагивать на неровностях грунта. С торможением не спешу, [99] чтобы самолет не пошел юзом. Но вот пора замедлять пробег. Почти глажу подошвами сапог тормозные планки, и все-таки самолет начинает раскачиваться, рыскать. Отпускаю тормоза, чувствую непонятный и потому опасный боковой рывок. И тут же в наушниках раздается взволнованный до неузнаваемости голос Панова:

— Командир, нас догоняет торпеда!

Что за черт? Машинально нажимаю на тормоза...

— Командир, торпеда!

Понимаю, что происходит что-то невероятное сзади, за хвостом

самолета, что может видеть только Панов. Резко отпускаю тормоза, машина делает рывок, выскакивает за границу аэродрома.

— Уф-ф! — облегченно вздыхает в наушниках Николай.

Отворачиваю в сторону, притормаживаю до скорости руления и вижу сбоку в лужах ползущую шестиметровую стальную рыбину...

Какой-то кошмар. Откуда она? Как очутилась позади самолета?

И только когда выключил моторы и спустился на землю, все понял. При торможении качалась поперечная раскачка машины, под весом торпеды согнулись боковые подкосы, был вырван замок... Наше счастье, что от той же раскачки торпеда свалилась в сторону, не под хвост самолета, а то бы наверняка — скоростной капот, и от экипажа мокрое место.

Оставалось обменяться впечатлениями.

Панов рассказал:

— Когда самолет коснулся земли, за ним поднялись фонтаны воды, мы мчались, точно на глиссере... Потом из водяного каскада выскочила торпеда и принялась догонять нас. Я не сразу поверил глазам, но все-таки доложил вам. Вы, должно быть, притормозили, [100] она, как акула, рванулась вперед... Тут я, признаться, оторопел, опять вам крикнул...

Летчик-истребитель лейтенант Владимир Левин, дежуривший на бетонной полосе, наблюдал всю картину со стороны.

— Как сон дурной! Бежит самолет, а за ним, как живая, торпеда...

Начальник минно-торпедной службы полка капитан Терехов, разобравшись в случившемся, разъяснил:

— Торпеда двигалась после отрыва от самолета по инерции. К тому же при отрыве выдернулась запирающая чека, открылся кран подачи воздуха на машину торпеды и начали работать гребные винты, которые тоже помогали ей двигаться в жидкой грязи...

— А мог ли взрыватель стать в боевое положение?

— Мог, — со знанием дела ответил минер. — Если бы торпеда прошла двести метров в жидкой среде носовой частью вперед и со взрывателя свинтилась бы предохранительная вертушка.

— И взрыв мог быть?

— Берегите свои талисманы! — дал совет Терехов вместо ответа на этот излишний уже, очевидно, вопрос.

На очередном разборе случай был тщательно рассмотрен. Даны соответствующие рекомендации.

Мы с Сергиенко сделали для себя и еще один вывод. Ведь в той обстановке мы могли и не рисковать, а просто уйти на один из соседних аэродромов и произвести там более безопасную посадку.

Каждый полет — первый!

В конце января меня вызвали в политотдел авиабригады. Это был долгожданный день. Кандидатом в партию я стал в конце августа прошлого года, в самое [101] напряженное время оборонительных боев на новороссийском направлении. Теперь предстояло получить партбилет.

Начальник политотдела полковой комиссар Григорий Алексеевич Шилов поздравляет, жмет руку, желает боевых успехов. Поздравляют друзья в полку...

На другой день вылетаю на «свободную охоту» у южного берега Крыма. Очень хочется обнаружить корабль противника, торпедировать его и тем самым отметить свое вступление в семью коммунистов. Но многочасовой полет в сложных метеоусловиях не приносит желанной удачи — море словно вымерло.