Комбикорм для птицы счастья

Погадаев Владислав

Она шла, не разбирая дороги, размазывая по щекам слёзы и сопли, и хотела, чтоб хоть один человек остановил, спросил, что случилось, но всем было глубоко плевать на чужое горе – самих бы кто пожалел.

Катя добрела до автобусной остановки, плюхнулась на промерзшую скамейку и решила, что будет сидеть здесь, пока не закоченеет до смерти. Потом, когда её найдут, скажут: надо же, как жалко, такая молодая и красивая - жить бы да жить. И пусть всем тем, кто сейчас спешит мимо по своим неотложным делам, станет стыдно. Она натянула капюшон поглубже, сунула руки в рукава и, закрыв глаза, впала в дремотное оцепенение.

* * *

Катерина

не слукавила: эти сто пятьдесят рублей действительно были её последними деньгами, теперь даже автобусный билет купить не на что.

Две недели назад Тимур внезапно собрался, выгреб всю наличность и сказал, что едет за товаром. Катька удивилась: за каким таким товаром, когда последняя партия ещё не распродана - тюки со шмотками свалены в углу. Спросила и испугалась: Тимур зыркнул так, что под ложечкой похолодело. В последнее время он вообще был каким-то странным: то молчал, уставившись в одну точку, то психовал без всякого повода.

Катька затаилась, старалась не попадаться под руку, с расспросами не лезла, но, припомнив и сопоставив, поняла, что всё началось с того вечера, как в гостях у них побывала Женька - подружка дорогая.

"Вот дура, - корила себя Катька, - сама эту заразу в дом притащила! Похвастаться захотелось! А ведь ещё бабушка учила: чем похвалишься - без того и останешься! А у Женьки глаз - ох, какой завидущий!"

Ещё со школы повелось: стоило только Женьке заметить и похвалить на Катьке какую-нибудь обновку, тут же случалась неприятность: заколка ломалась, блузка цеплялась за гвоздь, новый плащ обрызгивал водой из лужи проезжающий мимо самосвал.

Так что сидеть теперь Катьке и без постояльца, и без денег.

Поначалу Катерина спокойно ждала, когда Тимур вернётся, благо, картошка в подполе своя, да и запасы кое-какие имеются, но когда не осталось денег даже на хлеб, поскреблась в двери к соседке Людмиле.

– Катюха! Чего в пороге жмёшься? Заходи, чайку пошвыркаем.

– Люсь, ты мне не одолжишь рублей пятьсот?

– Ну, ты, подруга, и сказанула. Откуда у меня такие бабки? На комбинате опять зарплату задерживают, а Генкина пенсия, считай, вся на лекарства уходит. А Тимур-то чего говорит?

– Нету Тимура, - всхлипнула Катерина.
–  За товаром поехал… Вот уж месяц как…

– Вот чурка хренов!
–  Люська упёрла руки в боки.
–  Поматросил, значит… А я тебе говорила, предупреждала, что нельзя с этим козлом связываться!

– А чё ж ты у этого козла в долг брала без отдачи? – взвилась Катерина.

– А ты нас не попрекай, - Люська горделиво вздёрнула подбородок, - мы на своей земле живём! А эти – понаехали, и значит должны нам! Как коренному населению…

– Ага, - из маленькой комнаты, опираясь на костыли, выдвинулся Люськин сожитель Генка. Небритый, помятый, в полосатой тельняшке. Генка работал на рынке - изображал ветерана афганской и чеченской войн, хотя на посёлке все знали, что ногу он потерял, попав по пьяному делу под поезд. Дыхнул перегаром:

– Мало этим шалавам наших русских парней! Пока пацаны там родину защищают, эти паскуды тут перед черножопыми ноги раздвигают…

– Э! Ты чего несёшь? Не на митинге!
–  разозлилась Катерина.
–  Пока Тимур тебе на водку давал, хорошим был?

– Вот-вот!
–

 отбил подачу Генка.
–  Спаивают наш народ! И наркотой травят!

– Какой наркотой?
–  Катерина аж задохнулась от возмущения.

– А такой, за которую срок полагается!
–  гаркнул Генка.
–  Шляется тут шалава подзаборная, корчит из себя святую невинность… А ну, п-шла отсюда!

– Катька, ты бы и вправду шла, - забормотала Люська, разворачивая Катерину и подталкивая в сторону двери.
–  На вот тебе, - воровато оглядываясь, сунула Катьке в карман две бумажки, - и Тимура своего не ищи: сгинул и сгинул! А Генку не слушай - несёт всякую ахинею с перепою…

 За воротами Катерина посмотрела, чего ей сунула Люська: сотка и полтинник. Ну, всё вперёд.

Глава 7

 Генкины слова про наркоту буквально жгли мозг, и Катерина рванула на рынок. С расширением бизнеса Тимур сам перестал стоять за прилавком, да и Катьке велел сидеть дома, не отсвечивать - нанял реализаторов на две точки. К ним Катерина и отправилась за информацией. Кроме того, надеялась пристроить оставшееся шмотьё, чтоб получить хоть какие-то деньги.

На Тимуровых местах стояли совершенно незнакомые бабы.

Новости были ужасны: оказалось, Тимур расторгнул договоры аренды ещё пару месяцев назад.

Мир рухнул…

Катька потерянно брела вдоль торговых рядов…

Именно в этот момент её и окликнула цыганка…

* * *

Платон Данилович Ракитин аккуратно вёл машину по скользкой дороге: шестой час, а темень непроглядная. Мало, что гололёд, так ещё и завьюжило…

«И снег, и ветер, и звёзд ночной полёт.

Меня моё сердце в тревожную даль зовёт!» – радостно пела душа.

Точно говорят: что ни делается - всё к лучшему. Ведь как психовал, когда в самом начале девяностых попёрли его из ГАИ по выслуге - чуть не запил. В стране бардак, работы нет! А устроился так, что бывшие коллеги только вздыхали завистливо - начальником гаража на скорой. И запчасти, и ГСМ - всё в своих руках.

Конечно, крутиться пришлось колбасой: автопарк изношен, нужных деталей днём с огнём не сыскать, народ оборзел, да и можно понять… Тем не менее, как-то изворачивался: умел и к подчинённым подход найти, и с начальством был дружен без заискивания. Потому и являлся теперь счастливым обладателем автомобиля Волга-универсал ГАЗ 24-13. Машинка, конечно, списанная, выпущена, считай, ещё в Советском Союзе, так ведь своя рука - владыка: где надо - подшаманили, что нужно - заменили, лишнее - убрали. Зато когда сегодня пригнал её, красавицу, на оформление, мужики снова завистливо вздыхали и разводили руками: хозяин - барин…

Да и у сына, у Пашки, жизнь, вроде, выправляется. Слава Богу, зараза эта - Женька, жёнушка его бывшая - свалила в Екатеринбург к очередному хахалю. Ещё и сынка Максимку с собой прихватила, как будто чужой ребятёнок кому-то нужен.

Честно сказать, ни Платон Данилыч, ни его жена Елена Павловна особой любви к внуку не испытывали: не находили в нём ничего общего с единственным и долгожданным сыном Павлушей. Никогда прямо не обсуждая эту тему, оба считали Женькиного Максика нагулянным.