Комендантская дочка. Книга 2
Шрифт:
Но я всё равно обрадовалась. Это же примерно как если знать, где упадёшь, и подстелить соломки!
Я поделилась с подругой и не обратила внимания на то, с какой настойчивостью она меня расспрашивает, какой именно промежуток времени я предчувствую. После родов предчувствия потихоньку сошли на нет. Потом вернулся Кайден, я забеременела снова. Моя способность к предвиденью вернулась и возросла очень сильно и внезапно, а вот магия жизни теплилась еле-еле, неспособная помочь даже мне самой. Поэтому и беременность проходила тяжело. Но я не унывала, по привычке заглядывая в наступающий день и радуясь
На последнем месяце подруга пришла ко мне в гости. Она слушала мои восторги и вовсе не разделяла их:
– Нет ничего приятного в том, чтобы знать будущее.
Я стала возражать и выпалила, что непременно бы посмотрела, что ожидает моих детей. Она только хмыкнула:
– Ты и правда этого хочешь? Я могу тебе помочь это увидеть. Не будешь потом меня обвинять?
Но я заверила, что это моё заветное желание.
– Хорошо, - сказала подруга, - всё равно мне давно уже сложно молчать, да и вдруг ты что-то придумаешь.
Она провела некоторые действия руками вокруг моей головы, я почувствовала необыкновенную ясность и пустоту.
– Посмотри, как ты привыкла, на день вперёд, - она встала сзади и положила ладони на мои виски.
Я послушно заглянула в завтра. Там не было ничего особенного, Ри снова откажется от каши, на прогулке вспугнёт лягушку.
– Теперь на неделю.
В этот раз было сложнее. Я как будто видела несколько версий одновременно. Но все они были похожи, различаясь в основном по времени происходящих событий. Так, в одной версии Ри уже заканчивал мыть ноги перед сном. А в другой я его никак не могла на это уговорить, потому что он заигрался, соответственно, мыл ноги позже, когда в иных версиях жизни сын уже спал.
– На месяц, - сказала подруга.
Я увидела дочку у своей груди. Её же, игравшую с Риаваром. И Кайдена, который расхаживал из угла в угол, укачивая малышку на руках. В моих руках разрешение на создание семьи, подписанное самим императором. Всё это одновременно, но меня устраивали абсолютно все версии. Все они были счастливыми, и мельком даже подумалось, что ясновидение проснулось у меня благословением Олиры-Матери.
– На год, - донёсся напряжённый голос.
Одна из линий. Мы живём в графском особняке. Я несчастна. Жене будущего графа запретили преподавать или принимать больных, вырвали из прежнего круга друзей и коллег. Детей вижу три раза в день, строго за столом. За завтраком мне желают «Доброго дня, дорогая мамочка», после ужина - «Доброго сна, дорогая мамочка». Тесть, сжалившись над моим одиночеством, бросает: «Похлопотал, чтобы Кайдена отпустили на недельку в отпуск». Ещё несколько версий о том, что мы с мужем живём в гарнизонах, дети - в Бартоне.
– Ну, не всё было бы так плохо, - в мамин рассказ вклинивается обиженный дед, - сейчас же как-то наладилось всё.
– Да ладно тебе, отец, - вступается папа, - скорее всего, так и было бы, а может, была бы смесь из этих двух вероятностей.
– Мам, а потом?
– возвращает к рассказу Эстрос.
– А потом она велела мне заглянуть сразу через двенадцать лет и назвала конкретную дату...
...Два гроба стоят в холле графского особняка. Ваюта подходит к одному и целует в лоб погибшего мужа. Подходит ко второму - и прощается
Человек в форме отдела расследования службы безопасности... Граф в чёрном... Графиня слегла с ударом, они крайне плоха, никакой маг жизни ничем ей не может помочь.
А в семейной галерее ещё не сняли чёрную ленту с портрета старшего сына. Юный маг унесён проклятием Дэйров. Его сестра и отец, не пережившие Риавара и на год, случайно попали под удар проклятия. Очевидное доказательство смертельной неосторожности.
Три портрета так и висят рядом, окаймлённые трауром - три человека из одной семьи, ушедшие к Войру-Временнику за год. На очереди - графиня...
– Самое страшное, что вариантов в этот раз не было. Подруга отпустила меня и помогла лечь. Рассказала, что много раз пыталась просматривать предшествующие события. Но как бы ни изменялись версии за год или два, они все шли к этому итогу - четырём смертям.
– Но все живы, к счастью!
– возразила графиня, слушавшая с необыкновенным вниманием.
– О! Мы разработали целый план, - оживлённо проговорила мама, отгоняя эти жуткие переплетения вероятностей.
– Как выяснилось, есть способ зафиксировать прозрение на каком-либо моменте. Этим моментом выбрали день гибели Риавара.
– Почему так? Зачем заставлять себя переживать смерть сына снова и снова? Так недолго и разума лишиться, - покачала головой Алесия.
– Наоборот, если в этот день я выживаю, значит, всё правильно, - предположил брат.
Мама кивнула.
– Всё равно жестоко, - пробормотала бабушка.
– Потом мы провели расчёты и выяснили, что критический день, после которого все события пойдут по накатанной колее, наступит почти сразу после рождения Варьяны. За эти годы, что подруга за мной наблюдала, она провела исследование и нашла описание подобной ситуации, когда с помощью ясновиденья, действуя всему вопреки, удалось избежать нежеланной развязки. От меня требовалось только решиться пойти против всего, в первую очередь против себя и своих страхов. И, как вы знаете, это удалось.
– И только-то? Просто вставать не с той ноги и есть кашу вместо ложки вилкой?
– недоверчиво спросил дед.
Мама улыбнулась, не желая отвечать насмешливому свёкру.
– Когда я уходил наниматься в юнги, ты сказала очень хорошие слова. До сих пор помню. Меня потом товарищи спрашивали и записывали даже. Теперь вот подозреваю, что ты их заранее придумала и перебрала тысячу раз, прежде чем произнести, - вспомнил Риавар.
– Какие слова?
– спросил отец.
– Быть гибким перед жёсткостью, тихим - среди пустого звона, стремительным - в минуту опасности. Не дать себя сломать.
– Хорошие слова, - граф повернулся к маме.
– Я бы и сам не придумал лучше.
– А ещё после возвращения я нашёл мамин кулон в Кармашке Старой Девы, - брат вытащил на стол украшение и пояснил для тех, кто не в курсе, - это такая пещерка в горе.
Мама ностальгически улыбнулась и ласково погладила камень:
– Это мой артефакт, заряженный двумя силами. Магия ясновидения и магия жизни. Соответственно, надевшего его не видело и не чувствовало ни одно живое существо. Сейчас он, конечно, уже выдохся и ни на что не годен.