Комментарий к роману "Евгений Онегин"

Набоков Владимир

1—2 …Татьяны именины / В субботу. — 12 января, св. Татьяна Римская, ок. 230 г., мученица. <…>

Варианты

1 См. XLVIII, варианты стихов 13–14.

13 В отвергнутом черновике (2370, л. 78 об.) читаем прелестное:

Накинул синюю шинель

и, верно, отбыл в какую-нибудь мятель.

L

Он весел был. Чрез две недели Назначен был счастливый срок. И тайна брачныя постели ⁴

И сладостной любви венок Его восторгов ожидали. Гимена хлопоты, печали, Зевоты хладная чреда ⁸ Ему не снились никогда. Меж тем как мы, враги Гимена, В домашней жизни зрим один Ряд утомительных картин, ¹² Роман во вкусе Лафонтена…²⁶ Мой бедный Ленский, сердцем он Для оной жизни был рожден.

9 …враги Гимена… — Неблагозвучное сближение двух согласных (ги — ги) совершенно не в духе ЕО. Или Пушкин произносил «Xимена»?

12 …Лафонтена… — Пушкинское примечание 26 об этом «авторе множества семейственных романов» относится к Августу (или Огюсту) Генриху Юлию Лафонтену (1758–1831), немецкому романисту. Он был столь же бездарен, сколь плодовит, произведя на свет более 150 толстых томов, и сказочно популярен за пределами своей родины, во французских переводах. Пушкин мог иметь в виду роман «Два друга» («Les Deux Amis», нем. «Die beiden Freunde»), перевод графини де Монтолон (Countess de Montholon; Paris, 1817, 3 vols.), или «Признание на могиле» («Les Aveux au tombeau», нем, «Das Bekenntniss am Grabe») в переводе Элизы Вояр (Elise Vo"iart; Paris, 1817, 4 vols.), или же, что скорее всего, «Семья Хальдена» («La Famille de Halden», нем. «Die Familie von Halden», 1789) в переводе Виллемайна (H. Villemain; Paris, 1803, 4 vols.), экземпляр которой (согласно лаконичному упоминанию Модзалевского в книге «Пушкин и его современники», 1903, т. 1, с. 27) имелся в библиотеке госпожи Осиповой, соседки Пушкина, в Тригорском.

LI

Он был любим… по крайней мере Так думал он, и был счастлив. Стократ блажен, кто предан вере, ⁴ Кто, хладный ум угомонив, Покоится в сердечной неге, Как пьяный путник на ночлеге, Или, нежней, как мотылек, ⁸ В весенний впившийся цветок; Но жалок тот, кто всё предвидит, Чья не кружится голова, Кто все движенья, все слова ¹² В их переводе ненавидит, Чье сердце опыт остудил И забываться запретил!

Под строфой в черновике (2370, л. 79) стоит: «6 генв.» (6 января 1826 г.).

ГЛАВА ПЯТАЯ

Эпиграф

О, не знай сих страшных снов

Ты, моя Светлана!

Жуковский

Два стиха из эпилога баллады Жуковского «Светлана» (1812), на которую я ссылаюсь в коммент. к гл. 3, V, 2 и гл. 5, X, 6.

Две заключительные строфы баллады адресованы Александре Протасовой (1797–1829), крестнице и племяннице Жуковского (дочери его сестры). В 1814 г. она вышла замуж за посредственного поэта и критика Александра Воейкова (1778–1839), жестоко обращавшегося с нею. Уж она-то знала эти «страшные сны» и умерла молодой в Италии. В нее был влюблен Александр Тургенев; в письме от 19 октября 1832 г. Жуковский послал ему надпись с ее надгробного камня в Ливорно на церковнославянском языке («Архив братьев Тургеневых», 1921, № 6, с. 461). Родною сестрой ей приходилась Мария Протасова (1793–1823) — единственная любовь Жуковского, вышедшая в 1817 г. замуж

за известного хирурга Ивана Мойера (Иоганн Христиан Мойер, 1786–1858).

В беловой рукописи пятой главы (ПБ 14) есть два пробных варианта эпиграфов: первые два слова из стихов Петрарки, служащих эпиграфом к шестой главе, — очевидно, фальстарт, и строфа II, стихи 1–8 из «Светланы», тема которых отсылает нас обратно к V строфе гл. 3:

Тускло светится луна В сумраке тумана — Молчалива и грустна Милая Светлана. Что, подруженька, с тобой? Вымолви словечко, Слушай песни круговой, Вынь себе колечко.

I

В тот год осенняя погода Стояла долго на дворе, Зимы ждала, ждала природа. ⁴ Снег выпал только в январе На третье в ночь. Проснувшись рано, В окно увидела Татьяна Поутру побелевший двор, ⁸ Куртины, кровли и забор, На стеклах легкие узоры, Деревья в зимнем серебре, Сорок веселых на дворе ¹² И мягко устланные горы Зимы блистательным ковром. Всё ярко, всё бело кругом.

Вверху черновика (2370, л. 79 об.) Пушкин надписал дату — «4 генв.» (4 января 1826 г.).

2 на дворе; 1 двор; 11 на дворе. — Двор в стихе 7 — это всего лишь отдельный объект в ряду других объектов (куртин и т. д.). На дворе в стихе 11 может означать «во дворе» или (и такое понимание здесь более вероятно) «на улице», «вне дома». В стихе 2 на дворе передает еще более размытое и общее понятие о чем-то, происходящем на открытом воздухе, на просторе. В самом деле, на дворе в этой идиоматической фразе (осенняя погода стояла на дворе) едва ли значит более, чем наречие в разговорных американских оборотах вроде «the man stood around» («человек стоял себе») или «it's raining out» («на улице дождь»). Поэтому стихи 1–2:

В тот год осенняя погода Стояла долго на дворе… —

значат всего-навсего, что подобная погода (осенняя) продолжалась (или длилась) в том году (1820) в течение долгого времени (до января 1821 г.), и за надобностью обстоятельства места русская фраза закругляется под конец этим на дворе.

3, 10, 13 зима (зимний) — повторяется в этой строфе трижды.

Заметим, что в предыдущей, четвертой главе (строфа XL) лето чудесным образом завершается в ноябре, что расходится с постулированной краткостью северного лета (гл. 4, XL, 3), поскольку осенняя погода в тех краях, где было поместье Лариных, устанавливалась не позднее последних чисел августа (по старому стилю, разумеется). Запоздалый приход и осени, и зимы в «1820» г., не очень-то четко означен в четвертой главе, хотя на самом деле конец этой главы (строфы XL–L) покрывает тот же самый временной промежуток (с ноября по начало января), что и строфы I–II гл. 5. Пушкинский «1820-й» отличается от реального 1820 г., который на северо-западе России был отмечен чрезвычайно ранним снегопадом (в Петербургской губернии — 28 сентября, судя по письму Карамзина Дмитриеву).

5 Все четверо английских переводчиков — Сполдинг, Дейч, Эльтон и Радин — ошиблись в дате, поняв на третье как «третьего числа»!

9 …узоры… — Имеются в виду морозные узоры.

12 …мягко… — Фр. moelleusement, смесь «yieldingly» и «thickly» («податливо» и «обильно»).

14 Все ярко, все бело кругом. — Ср. у Томсона, «Зима» («Winter», ed. 1730–1738), стихи 232–234: