Коммод. Шаг в бездну
Шрифт:
Не тут-то было! Луций Коммод, отличавшийся огромной физической силой, легонько, животом пихнул ее. Стация едва не свалилась на пол.
— Не веришь? — яростно закричал Коммод. — Сейчас убедишься! Тертул, дай-ка мешок, — потребовал он.
Стихотворец рысью бросился к императору. Протянул мешок. Тот водрузил его на стойку, развязал горловину, вытащил золотой аурелий, сунул его под нос Стации. Потребовал.
— Смотри в профиль!
Хозяйка приняла монету, бросила взгляд на аверс, затем глянула на Коммода, вновь на монету и едко заметила.
— Ага, похож. Как гусь на свинью.
Кое-кто
— Уй — ййй! — заголосила женщина. — Пусти, придурок!
Между тем монета, которую она только что рассматривала, скользнула в вырез на груди.
— Сколько хочешь за голубку? — выкрикнул Коммод.
Женщина два раза показала свободной рукой четыре пальца. Вирдумарий выпрямился, у него расширились глаза.
— Господин… — начал он, однако Коммод жестом остановил его.
— Подожди, Вирдумарий. Я согласен.
Он отпустил руку. Стация заохала.
— Что я скажу благодетелю? Чем оправдаюсь перед его милостью Уммидием?..
— Каким Уммидием? — воскликнул цезарь. — Квадратом?!
— Перед ним, хлопчик, пусть у меня уши отвалятся. Смотри, пожалеешь.
Коммод тут же радостно потер руки, заторопился.
— Давай свою простушку. Накидываю к твой цене еще пару золотых и в придачу тот, что ты спрятала на груди.
— Только придется в темноте, — деловито предупредила Стация. — Девчонка молодая, стеснительная.
— Что за новости! — удивился Коммод. — Девчонка брезгует услужить Флоре?
Стация с ужимками, смешками, отводя глазки в сторону, призналась.
— Уж больно она страшна, приятель. Морда, как у беременной козы.
— Так в чем же смак? — пожал плечами Коммод.
— Его милость Уммидий как раз таких предпочитает. Чтобы как из Аида. Просто на глазах тает, когда увидит подобную смазливую рожицу.
— Мне все равно. Давай козу!
Снова заиграли гобои, послышались девичьи голоса. В харчевне тем временем густо набилось народу, однако на этот раз никто не встал, не запел. На Коммода вовсю ставили ставки. Кто-то утверждал, что у него не хватит сил, что он только прикидывается героем. Кто-то возразил, парень крепок и прыти у него хватит. Кто-то нерешительно подтвердил, парень действительно смахивает лицом на молодого цезаря. Ему доводилось видеть на триумфе, как тот целовался со своим управляющим Саотером. Такой здоровенный, рыжий и нос крупный. Его тут же осадили — не ершись! У слона тоже нос крупный, называется хобот. Какой-то мрачного вида скептик проворчал — о чем спор? Подождем, посмотрим. Если он действительно из породы божественного Марка, ему что пять, что десять девственниц — все одно. Какой он породы, засмеялись в углу. Напялил преторианский плащ и решил, что ему море по колено. Разве цезарь стал бы заглядывать в такое заведение. К нему, небось, сенаторские дочки сами в постель лезут. Нет, голубчик, вот ты разберись с козой, да поставь всем вина, тогда поверим!..
В разговор вмешался инвалид с деревяшкой вместо правой лодыжки. Он решительно заявил — враки! Он сам слышал, как вчерась
В толпе кто-то презрительно заметил, что не такой уж великий герой молодой цезарь, если побоялся схватиться с германцами. Луципор уже совсем собрался вскочить, потребовать отчет — вы в кого стрелы мечете? Кого охаиваете?! Его остановил Вирдумарий — взял за шею и без всякого видимого усилия ткнул носом в стол.
Защитил молодого императора старик со шрамом на лице, по — видимому, отставной солдат.
— Заткнись, молокосос! Ты в армии служил? От германцев отбивался? От жажды в Богемии погибал, когда Юпитер пролил на наши легионы благодатный дождь? Если цезарь сумел без боя взять у варваров такую добычу, честь ему и хвала. Крови меньше и толку больше, потому что без денег никакой германец воевать не станет.
В этот момент из верхнего коридора донесся отчаянный визг, затем раздался грохот, крики и вновь женский вопль. Тут же из проема выбежал Коммод, он тащил за волосы исходившую в жутком крике девицу.
— Значит, говоришь, скромна, стесняется при свете?! — сразу закричал он, обращаясь к Стации. — Говоришь, козлица лицом? А это что?!
Он развернул девку к залу, взял ее под мышки и показал сбежавшейся к лестнице толпе. Девушка, даже заплаканная, страдающая от боли, была удивительно хороша собой.
Между тем Коммода понесло.
— Ты кого, — рявкнул он, спускаясь по лестнице, — старая карга, решила вокруг пальца обвести? Я прикажу содрать с тебя кожу и вывесить на Капенских воротах срамом наружу, чтобы все видели, сколько мерзости и гнили у тебя внутри. Как тебе в голову пришло, мерзкая ты тварь, подсовывать мне одну и ту же девственницу! Эта уже была со мной. Что же, я вторично за час лишил ее невинности? Такие чудеса только в сказках бывают.
Он швырнул девушку, та покатилась по ступенькам вниз. Приземлившись, отчаянно зарыдала, постаралась отползти в сторону. Кто-то помог ей спрятаться под столом. Однако Стация — Врежь кулаком вовсе не выказала ни страха, ни растерянности.
— Ты, молокосос, рукам волю не давай, а то тебе вмиг руки укоротят. Ишь, что выдумал, товар портить. А ну, выметывайся из заведения, пока я не позвала стражу.
Коммод приблизился к хозяйке, схватил ее за плечи.
— Я тебе, старая тыдра, покажу, как мошенничать. Возвращай деньги обратно.
Стация неожиданно закричала. Завопила так, что у Тертулла уши заложило. В следующий момент, пятерка крепких парней, прятавшаяся в глубине таверны, гурьбой выдвинулась из темного угла и клином, сгрудившись, направилась к стойке.
Луципор с перекошенным от страха лицом моментально полез под стол. Тертулла насквозь прошиб испуг — не за себя, за мешок с деньгами. Отнимут — не расплатишься! Он вскочил, попытался голосом, жестами остановить не скрывавших своих намерений злоумышленников — они явственно читались у них на лицах. Вирдумарий дернул его за руку и усадил на место, затем плотоядно усмехнулся.