Шрифт:
Annotation
Если бы Жорж Перек описывал дом 12 на площади Гриммо, только в стенах советской коммуналки, наверное, вышло бы что-то похожее...
Коммунальная квартира
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Глава 14
Глава 15
Глава 16
Глава 17
Глава 18
Глава 19
Глава 20
Глава 21
Глава 22
Глава 23
Глава 24
Глава 25
Глава 26
Глава 27
Глава 28
Глава 29
Глава 30
Глава 31
Глава 32
Глава 33
Глава 34
Глава 35
Глава 36
Глава 37
Глава 38
Глава 39
Глава 40
Глава 41
Глава 42
Глава 43
Глава 44
Глава 45
Глава 46
Глава 47
Глава 48
Глава 49
notes
1
2
3
Глава 1
Медный таз и другие жильцы
Большой медный таз, висящий на гвозде в тёмном и узком коридоре, чуть левее от вешалки, очень любил, когда в нём купают маленьких детей. Если этого долго не происходило, он падал в самые неожиданные моменты с оглушительным, прямо-таки колокольным звоном. С тазом не было почти никаких проблем, пока Настёна из следующей за кухней комнаты была маленькой и помещалась в него. Но с тех пор как девочка засобиралась в школу, таз падал постоянно.
Инна Михайловна пробовала в нём стирать, но это не помогало.
Можно было не вешать таз на гвоздь с вечера, но к утру он всякий раз оказывался на стене. А потом падал. Витька из маленькой угловой комнаты попробовал решить вопрос кардинально и унёс дебошира на помойку.
На следующее утро таз снова висел на гвозде: гордый, вызывающий, демонстративно измазанный с одного бока какой-то протухшей снедью, в которую угодил в баке.
Таз затаил обиду.
Инна Михайловна даже вызвалась посидеть с сынишкой соседки с первого этажа, хотя обычно в квартиру старались не приводить посторонних. Но Мишенька был очень маленьким и навряд ли мог что-то запомнить. Или нажаловаться матери, что тётя Инна его внепланово помыла. Мыться Мишенька не любил. Он очень возмущался и вырывался. То ли из-за клиента-скандалиста, то ли всё же сыграла свою роль обзорная экскурсия к помойным бакам, но таз в ту же ночь свалился снова и аккурат, когда Витька доделывал очень сложный и требующий кропотливой работы чертёж. Как таз подгадал момент, в который уставший инженер потянулся за чашкой и сделал глоток, осталось невыясненным, возможно, помог тот самый подельник, который ночами вешал таз на гвоздь и который не поленился сходить за ним на помойку: потому как поверить в то, что таз вернулся своим ходом, всё-таки не получалось.
Забрызганный чертёж тут же поплыл, он был безнадёжно испорчен.
Таз ликовал. Он мог считать себя отмщённым.
А Витька чуть не запил. Он был молод, и несправедливость больно его задевала. Если бы Витька сначала запил, и потому не закончил чертёж в срок, было бы оно ничего. Потому как вина лежала бы на нём, как и ответственность. Но чтобы вот так…
— Ты пойми, Виктор Сергеевич, походы против системы — они всегда вот так вот и оканчиваются, и ещё хорошо, что сам цел остался. Вот ты бы подумал, прежде чем горячится: таз тот висит на гвозде, сколько я себя помню, а я тут дай бог живу, с самого первого ещё уплотнения. Вот и скажи, Виктор Сергеевич, если бы можно было его просто снять, да и всё, застал бы ты этот таз на стене? То-то. Вам, молодёжи, лишь
— Неделя работы! Неделя! Ночами не спал! — причитал Витька и всё косился на непочатую бутылку, которую из магазина принёс прежде, чем сосед его за поиском рюмки застукал и бутылку ту отнял, поставив на подоконник.
— Пьянство в одно лицо — это уже алкоголизм, Виктор Сергеевич. Оно и в двадцать лет так, и в шестьдесят.
— Со мной, может? Чертёж помянем?
— Нет, я горькую не жалую. Ты вот что. В кладовую иди.
— Зачем?! — поразился Витька.
— Ну… — неопределённо пожал плечами сосед. — Там чего только нет. Может, и собутыльник найдётся. А может, и чертёж подходящий даже.
— Правда, что ли?
— Я, Виктор Сергеевич, врать не приучен. Я, знаете ли, в той кладовке счастье своё в 50-х нашёл. Вот оно как бывает.
— Марьяшка — из кладовой?! — так и отшатнулся вместе с табуреткой Витенька. — Это как так?! Она же на работу ходит! Детей рожает! В государственной больнице на учёте стоит!
— А я её вместе с документами нашёл, Виктор Сергеевич! — хохотнул дядя Семён. — Говорю же: чего только нет в той кладовой, пользуйтесь!
Глава 2
Демьянова живность
За какие заслуги Демьяну Денисовичу государство выделило комнату, было для всех загадкой, как и то, где тот работал. На службу старик ходил исправно, и стояли бы на дворе другие времена, все бы верили свято, что Демьян Денисович — поп. Был он таковым по всем признакам, и в особенности внешним. А ещё он был добрым и жалостливым: оттого жили в его комнате три собаки, семь котов и две кошки. Раньше были ещё канарейки жёлтенькие, по утрам после восхода солнца галдевшие неприятно, но проблему с ними коты решили на своё усмотрение. Прочая животина Демьяна Денисовича, как ни странно, никому неудобства не доставляла.
Как он уговорился с неявными обитателями квартиры на предмет котов с собаками, оставалось делом не выясненным. Вон сколько раз маленькая Настёна приносила домой блохастых подзаборных завсегдатаев и выпрашивала у отца с матерью их оставить, а дольше недели никто не задерживался. Дёру давали сами, целыми и невредимыми, но абсолютно всегда. И тут уж было неважно: заперты окна или даже заклеены поролоном с бумагой по случаю зимы наглухо, а ход на свободу отыскивался. Даже щеночек Тявка, главная Настёнина надежда, просидевший шесть дней на поводке, прикреплённом к ножке огромного шифоньера, исчез. Настёна уже была готова лить по нему слёзы, потому как поводок оказался странно отгрызенным, что юному щенку навряд ли было по силам, но Тявку вскоре заметили в балке за домом в компании дворника. С ним он потом и подрос в очень солидного пса, и с Настёной при встрече всегда здоровался.
Просто обычно животным сложно было ужиться в квартире с уже ужившимися плотно и всерьёз. Животные — они мудрее людей. Да и выбора у них побольше.
Демьяновские питомцы со всеми нашли общий язык. Хотя и они порой пропадали тоже. Но на время. Ходили на ту сторону, в гости. Чёрная кошка Мурка раз после такого визита вернулась белой. Не седой, а белой-белой, что ей, как оказалось, очень даже шло. Была это именно Мурка наверняка: и по мордочке было видно, и по надорванному левому уху, и потому, что на имя своё она продолжила отзываться, может, даже и поохотнее. А ещё белая Мурка начала Демьяну на прикроватный коврик странных мышей носить. Трёхлапых и каких-то, что ли, сиреневых. Диковинного, в общем, окраса.