Коммунальная квартира
Шрифт:
— Станут, дочка, тот же час! — заверил живо он.
— Ну вот, — огорчилась Аннушка. — И кто же тут такой, скажите, пожалуйста? Комната-то пустует! А мы там толпимся двумя семьями в одной… Сколько ещё будем расселения ждать. Я-то думала, тут все дружные… Гришка сказок нарассказывал.
— Дружные мы, дочка, вот тебе крест. А жаловаться он самый и будет, в первую очередь.
— Кто? — не поняла Аннушка.
— Так Гришка. Ты его сюда и раскалённой кочергой не загонишь.
Аннушка подняла бровь. Не поверила.
Глава 10
— Ни за что! — объявил Гриша, и они с Аннушкой впервые поссорились.
Никакие увещевания не помогли, даже Марьяшка не смогла убедить невестку одуматься. Осознав, что муженёк боится, и притом вовсе не жалобы в соответствующую инстанцию, а чего-то совсем другого, Аннушка заявила, что, значит, будет спать в Г-образной комнате одна, потому что толку от супружеской постели в обществе всей Гришкиной родни всё равно немного.
И она вызывающе постелила на кровать, где цензора удушили шепотки ненапечатанных слов (или конкретная женщина) отутюженное постельное бельё с розовыми чайными розочками. А потом ещё и табуретку принесла. И настольную лампу.
— Торшер не работает, починить бы, — заметила Аннушка.
— Это надобно ждать, пока у Витьки щетина не вырастит, — непонятной местной присказкой ответил Демьян. Видно вроде рака на горе тут у них в обороте.
Гришке очень всё это не нравилось. Очень и очень. Он даже всерьёз подумал на жену настучать.
А потом подумал ещё раз — и настучал.
Но подселить кого-то в пустующую комнату до вечера, конечно, не успели.
Глава 11
Круговорот Мурки
До ночи Гришка ходил смурной и решительно вытребовал у Демьяна кошку Мурку, для охраны. Мурку пришлось прямо-таки подкидывать в Г-образную комнату, потому что, во-первых, Аннушка от неё отказалась, а во-вторых, сама Мурка туда не хотела абсолютно.
Спустя час Демьян постучал к Бубликовым и тут же открывшему Гришке мрачно передал Мурку.
— Под кроватью у меня была, — извиняющимся голосом сказал он. — Упрямая.
Гришка заругался по матушке, прошёлся по коридору, приоткрыл нехорошую дверь и запулил Мурку наместо. Демьян покачал головой, сходил к себе и опять принёс кошку из-под кровати.
— Шёл бы ты к ней, Гриш, — посоветовал он. — Ну не поможет. Видно же.
Глава 12
О том как Гриша Бубликов оставался мужчиной
Григория Бубликова учили всегда оставаться мужчиной. И он старался.
Гриша оставался мужчиной в первом классе, когда в школе всем делали Манту, и самые отпетые одноклассники утирали носы перед кабинетом медсестры.
Оставался мужчиной, когда во дворе появилась мода ходить на незавершённую стройку в соседнем районе и обязательно перепрыгивать с плиты на плиту на высоте
Оставался мужчиной, когда раз поздним вечером по дороге из НИИ услышал в арке тёмного двора истошный женский вопль. Тогда Гриша получил наливистый фингал под левым глазом и самую искреннюю благодарность от одной почтенной гражданки, едва не лишившейся получки.
На самом деле Григорий Бубликов оставался мужчиной даже в те три дня, когда уснул в семейной комнате, а проснулся… тоже там да не там. Те года он вспоминать не любил.
Какие ещё года — спросите вы?
А дело в том, что тогда Гриша немало и весьма насыщенно попутешествовал…
Глава 13
Первая ночь длиною в год
В первую ночь был 1917 год. Гришка проснулся не в своей постели, а в какой-то телеге на подпрыгивающем сундуке. Снаружи, из-за натянутого над головой брезента, слышались окрики и голоса.
Почему-то Гришка не испугался. Точнее, он ошалел, но скорее как наблюдатель, а не участник происходящего. Порыва вопить или бежать куда-то не было, только оцепенение и шок. А когда средство передвижения с сильнейшим толчком (тут же по лбу Гришке прилетело каким-то тюком с твёрдым содержимым) остановилось, и брезент сдёрнули, Гришка со всеми вместе взялся тащить сундуки и коробки по тёмной грязной лестнице на второй этаж.
Часов через пять, когда он и какой-то мужик в телогрейке, потные и уставшие, присели у подъезда, чтобы покурить и отдохнуть, Гришка, провожая очередную пару людей, волокущих огромный дубовый шкаф, завязанный верёвкой, чтобы не хлопали дверцы, вдруг со всей отчётливостью понял, что скарб, сгружаемый с прибывающих одна за другой телег, не может поместиться в квартире.
Квартира была та самая, где спустя десятки лет Гришка родится. Ну, в смысле, родится-то он в роддоме, но уже трёх дней от роду въедет на всех правах в комнату родителей, где позже появятся две его сестры, а потом и упрямая жена Аннушка.
Знал Гришка откуда-то и то, что телеги везут сюда убранство целого особняка, большего, чем весь дом, ну или по меньшей мере такого же: ведь дом был трёхэтажным, а имение — двухэтажным. Только волокли пожитки не во весь дом, а только в одну квартиру. Бесконечно.
Чтобы спрятать.
Знал Гришка и то, что на дворе январь, и что это — последний январь Российской Империи. Где-то далеко, за шестьсот километров отсюда, очень скоро всё весьма сильно переменится.
Князь откуда-то знал об этом тоже, хотя был здешний, а не как Гришка — временный гость. И принял меры.
Ещё знал Гришка, что маленький барчук лет пяти, сын того самого князя, — это его, Гришкин, отец Семён, хотя говорили Григорию Бубликову всегда, что семейство их — потомственные рабочие, и что именно потому дали им когда-то их комнату. Но маленький мальчик в камзоле, несомненно, был его отцом Семёном. Именно отцом. Не дедом и не прадедом. Хотя на дворе стоял 1917 год.