Комната девственницы
Шрифт:
Райдер ошеломленно покачал головой. Почему до этого момента он даже не думал об этом?
А Эмма тем временем продолжала:
– И подумай вот еще о чем, хотя я понимаю, что тебе трудно в это верить. Ведь то, что вам с Тесс удалось спастись, – уже чудо. Да, ты не вернешь ей мать и отца, но ведь в этом нет твоей вины. Я уверена, ты сделал для нее все, что в твои силах, а если понадобится – сделаешь еще больше. Дрю мог бы тобой гордиться.
У Райдера комок стал в горле. «А ведь Эмма права», – мелькнуло у него в голове. Просто он был так придавлен горем, так переживал, что в воспитании Тесс допускает
«Если бы не Тесс, – вдруг с отчетливой ясностью понял он, – я мог бы сломаться раньше. Может, запил, чтобы совладать со своим горем». Именно Тесс помогала ему держаться весь этот год. Впервые за все это время в темном туннеле его жизни вдруг забрезжил свет…
– Спасибо, – глухо сказал он и неожиданно подумал о том, что, если полюбить такую женщину, как Эмма, она сможет заставить увидеть многие вещи совершенно в ином свете.
– Не за что, – сказала она, и Райдеру не нужно было смотреть на нее, чтобы знать, что она улыбается. – Если все эти рождественские атрибуты тебе неприятны, я готова их убрать прямо сейчас! – порывисто воскликнула она.
Райдер был тронут. Ради него, незнакомого человека, Эмма была готова отказаться от собственной мечты! Он взглянул в ее сторону, и в эту секунду пламя отразилось на ее лице. В нем было столько доброты и любви, что желание поцеловать ее охватило его с новой силой. Однако Райдер заставил себя остаться на месте.
– Спасибо, – снова поблагодарил он и признался: – После того, как я тебе все это рассказал, я чувствую себя намного легче. Словно с моих плеч свалилась часть ноши.
Эмма понимающе кивнула. Райдера захлестнула волна признательности и еще какого-то необъяснимого чувства – то, чего он никогда прежде еще ни к кому не испытывал. И он не знал, чем это было вызвано: то ли тем, что он облегчил свою душу, то ли дело было в Эмме…
В последней мысли было что-то тревожащее. Нет, каким бы прекрасным человеком ни была Эмма, он еще не готов ни с кем сблизиться. Да и зачем он ей? У нее и без него хватает проблем.
– Я уеду сразу, как только это станет возможным, – услышал он свой голос.
– Я понимаю, – спокойно сказала Эмма, даже не думая его отговаривать. – Но до тех пор ты можешь на меня рассчитывать.
Райдер кивнул, не зная, как поблагодарить ее за то, что она для него делает, – у него не было слов. И так легко ему стало после того, как он поделился с другим человеком своим горем, что впервые за весь год он уснул крепким сном младенца.
На следующее утро Райдер, проснувшись, обнаружил в себе силы продолжать жить дальше.
Вскоре приехали Феншоу с Тесс. Райдер взял племянницу на руки и впервые ощутил себя чуть ли не счастливым человеком. Малышка тут же ткнулась ему в щеку своими мягкими губами.
– Тятя, – сказала она, расцветая улыбкой, и повторила: – Тятя.
– Доброе утро, Тесс, – с такой же широкой улыбкой сказал он, подбрасывая ее вверх и со смехом ловя.
В ответ Тесс звонко засмеялась и что-то залопотала.
Краем глаза Райдер поймал взгляд Эммы и улыбнулся ей. Она ответила ему такой же радостной, искренней улыбкой.
Райдеру и Тесс все-таки пришлось
Он обнаружил, что кроме пожара может – и хочет! – поделиться с Эммой всем, о чем бы прежде никогда и не подумал говорить незнакомому человеку: о своих детских шалостях, о соперничестве с Дрю в спорте, за внимание девушек, о том, как еще сильнее братья сблизились после смерти родителей.
И Эмма не могла ответить на такое доверие молчанием. Скоро она стала замечать, что сама рассказывает ему о своем детстве, о своей жизни – как цветок медленно раскрывается под теплыми лучами солнца.
Ее детство было совершенно не похоже на его. Райдер узнал, что Эмма росла, чувствуя себя нежеланным ребенком. И каким образом это сделало ее уязвимой. Рассказала она ему и как ошиблась в любви. И о том, как лишилась жениха…
– Я была как на иголках, – вспоминала Эмма. – Как же – ведь впереди меня ждало волшебное Рождество. Наконец-то! До того дня я была незнакома с родителями Питера, но почти сразу у меня возникло чувство, что это какая-то проверка.
Их дом, который был весь в огнях, привел меня в такой восторг, что мне даже показалось, будто все это происходит не со мной, – длинная подъездная дорожка, деревья, украшенные белыми фонариками… Внутри все было так же, как в моих мечтах, – повсюду горшки с пуансеттиями, венки из живого остролиста, рождественская елка от потолка до пола, а под ней – огромная куча подарков.
Все выглядело как сказке, но волшебством там и не пахло, – с грустью продолжала она. – Как только Питер открыл мне дверь, посыпались строгие инструкции – что делать, что говорить… Ни в коем случае не сболтнуть его родителям, что платье я приобрела на распродаже. Не спрашивать рецептов блюд. Не смотреть на все широко раскрытыми глазами, словно деревенщина, впервые оказавшаяся в столице.
Я подарила его матери брошь – она даже и не думала скрывать свой ужас при виде подарка. Сигареты, которые я преподнесла его отцу и которые мне порекомендовал купить Питер, естественно, оставили его равнодушным. В конце концов, у них все есть. Питер едва взглянул на цифровую фоторамку, в которую я записала наши с ним фотографии.
Затем настал черед подарков для меня. От Питера я получила бриллиантовый браслет. Мне никогда еще не дарили таких дорогих вещей, тем более что я не ношу драгоценностей. Его родители вручили мне дорогущую дизайнерскую сумку. Но это было сделано без души, словно они исполняли какой-то заученный ритуал. Их подарки не доставили мне никакой радости…
Ну а затем произошла катастрофа – ужин. Едва мы сели за стол, как мать Питера небрежно сказала, что Моник звонила целый день, надеясь с ним поговорить. Я знала, что это прежняя подружка Питера – она приходила в его офис, когда я у него работала. У нее было все, чего не было у меня. Но Моник тогда оставила Питера ради поездки во Францию… Так вот, Питер обрадовался звонкам Моник и даже не скрывал этого. Он словно и не думал, что причиняет мне боль. Ну а после я уехала сюда, ухаживать за бабушкой…