Компания чужаков
Шрифт:
— Я работаю на компанию «Озалид». Продаем копировальные аппараты, ну, вы знаете, чтобы снимать копии с чертежей, архитекторам это нужно. В Лиссабоне строительный бум, так что мы решили, самое время занять тут рынок и-и-и подождать, пока в Европе закончится война, а мы тут как тут… Кучу денег заработаем.
— Занятно.
— Врать не буду, работенка не слишком увлекательная. Но заработок есть, а уж когда Айк войдет в Берлин… золотая жила. Представить себе только, в каком состоянии будет город!.. — Он покачал головой, ослепленный открывающимися перед
— А вы знаете, что я англичанка?
— Правда? — переспросил он. Не то чтобы очень удивился, но угадал, что надо изобразить удивление.
— Мы, англичане, странные люди. Сотни лет ухлопали на то, чтобы построить империю, и денег при этом заработали немало, и все же — вот в чем странность — разговаривать о деньгах у нас не принято. Чудно, право… У нас это считается невоспитанностью.
— Вы уж извините меня, Анна.
— Не стоит извиняться. Просто мне стало интересно, когда я заметила разницу между американцами и англичанами. Вы говорите о деньгах, мы — нет. Наверное, потому что… моя мать сказала бы, что в таком разговоре человек «выставляется», привлекает к себе внимание, а в Англии это чуть ли не уголовное преступление.
— Да неужто?
Тут Анна припомнила еще одно правило, усвоенное во время подготовки: не пытайтесь иронизировать в разговоре с американцами.
— Из-за этого мы и смертную казнь никак не отменим.
— Передайте от меня своей матушке, — заговорщически прошептал Хэл, прикрывая рот краем бокала, — что деньги — главное в жизни, а коли про них молчишь, так их и не сделаешь. А влюбляться у вас, зануд, не запрещено?
Удар под дых: Анне представилось, как ее мама объясняется в любви с Роулинсоном, как помогает ему отстегнуть деревянную ногу. О некоторых вещах не то что говорить — думать не следует.
— Не знаю, — пробормотала она, и весь задор из нее вышел.
— Зубы сжать! — напомнил ей Хэл известную английскую присказку и продемонстрировал, как это делается.
— Не стоит корчить такую рожу.
В глазах у Хэла мелькнул огонек — то ли интерес, то ли уважение. Анна окинула взглядом толпу и внезапно почувствовала себя свободной. Ее никто не знает, ей никто не знаком. Здесь она может быть кем пожелает… лишь бы не забывать, что она — Анна Эшворт.
— В рулетку играете? — перешел к делу Хэл.
— Мы с вами уже играли.
— Когда это?
— Вчера вечером. Вы зажали меня под мышкой, а по другую сторону — ту petite grive.
— Что еще за «птит»?
— Вашу маленькую птичку, — пояснила Анна. — Не советую вам играть в рулетку, Хэл. Слишком велики шансы в пользу банкомета.
— Так и думал, что вы не играете. По лицу видно.
— Наконец-то вы познакомились, — приветствовала их подоспевшая Мэри.
— Ага, — пробормотал Хэл и слегка отступил, чтобы посмотреть, как дальше будут развиваться события.
— Я пыталась убедить Хэла не играть на рулетке, — похвасталась Анна. — Показать, что шансы не в его пользу.
— Вот бы вам удалось!
В проеме застекленной двери возник Бичем Лазард. Хэл обхватил Мэри длинной рукой
— Извините нас, Анна. Лапонька, вон Бичем. Надо с ним поговорить. До скорого, Анна, — распрощался он.
— Пока, Хэл.
Мэри успела подмигнуть ей. Они приблизились к Лазарду, и тот тоже облапил Мэри, помял ей плечо. Анна докурила сигарету, допила теплое шампанское и мысленно похвалила себя. Чья-то рука убрала пустой бокал и взамен подала ей полный.
— Шишка стала поменьше, — отметил Карл Фосс.
— Это потому, что я выспалась и пришла в себя. — Легкий светский задор, охвативший ее в пикировке с Хэлом, куда-то испарился.
Карл и Анна остановились плечом к плечу на краю веранды, изучая собравшихся.
— Я хотел спросить вас кое о чем, но боялся показаться… черствым.
— Потому что на самом деле вы черствы, — подхватила она, однако реплика вышла не забавной, как ей хотелось, а резкой. Но Карл засмеялся в ответ. Похоже, оба они волновались одинаково.
— Ну да, такой вопрос… слишком научный, я бы даже сказал, клинический…
— Да в чем дело?
— Я хотел бы знать: когда вы тонули, ваша жизнь прошла у вас перед глазами? Все говорят, будто в этот момент человек успевает увидеть всю свою жизнь.
— Значит, старики тонут дольше, чем молодые? — съехидничала Анна. — Пока досмотрят пленку до конца.
— С такой точки зрения я об этом никогда не думал.
— Кое-что я успела увидеть, но не сказала бы, чтоб это была «вся жизнь». Больше похоже на ленту новостей, да и новости довольно скучные. А что бы в таком случае увидели вы?
— Боюсь, мой фильм был бы мало похож на «Унесенных ветром».
— «Унесенных ветром» я не успела посмотреть.
— Как раз в Лиссабоне этот фильм можно посмотреть, больше в Европе его нигде не показывают. Может быть… — Он запнулся, в последний момент вспомнив, кто он и что он и с кем разговаривает. — Может быть, когда жизнь станет попроще…
— Неужели она когда-нибудь станет попроще?
— Может, и нет, — согласился он. — Но бывают не только плохие проблемы, бывают и хорошие.
— И у нас есть выбор?
— Выбора особого нет, однако хорошее надо хватать сразу, как только наткнешься. Не упускать. Вот как нынче.
— Мы же случайно столкнулись! — Почему-то ей не удавалось оторвать взгляд от пола.
— Неужто? — И он тоже отвел взгляд, принялся рассматривать фонари на лужайке.
Высоко над головой роились крылатые насекомые. Искусственное освещение превратило его лицо в черно-белую фотографию, резко проступили черты, залегли сероватые тени. Не лицо — рисунок карандашом. Геометрический чертеж. Анна поймала себя на том, что таращится во все глаза, словно ребенок на какое-то чудо, и лишь слабый голос в отдаленном уголке сознания пытался напомнить: таращиться на людей — невежливо, невежливо тыкать пальцем, о деньгах говорить невежливо и о еде тоже, не говоря уж о манере выходить из-за стола, не спросив разрешения. Сколько запретов, сколько правил этикета! И откуда только берутся?