Компромат
Шрифт:
Клавдия Васильевна никогда не понимала, каким образом можно, ничего не делая, загребать деньги лопатой, да еще какие деньги! Тут крутишься-вертишься целый день, возвращаешься домой измочаленная, муж ворчит, дети от рук отбились, а в день зарплаты подходишь к окошечку кассы, расписываешься в ведомости и видишь эти смешные цифирки…
А если податься в коммерцию, открыть какую-нибудь фирму и продавать-покупать, продавать-покупать? Все равно что — хоть презервативы вьетнамские, хоть «Педигри Пал» чукотский, лишь бы прибыль шла.
«Так ведь не получится, — мысленно говорила
Пирожки получились чуточку пресными. Клавдия без всякой охоты пожевала один, остальные оставила друзьям-соратникам, они люди неприхотливые, слопают за милую душу и пальчики оближут.
Дежкина вдруг почувствовала какую-то неловкость, она не привыкла сидеть сложа руки, не привыкла распивать чаи в одиночестве. Надо бы просмотреть материалы других дел, но в голове лихой каруселью постоянно крутятся события последних дней — митинг, давка, наглое похищение, обыск, таинственная записка, странная старуха, разговор с неизвестным в «обменном пункте», нападение на Михаила несуществующих милиционеров, избиение Федора, «Хрюкалона» в кармане плаща и убегающий от погони мужик, тот самый, что сидел рядом с главарем кавказских сепаратистов. Иногда Клавдии Васильевне даже начинало казаться, что эти отдельные эпизоды никак не связываются друг с другом, что это просто цепь несуразных совпадений — в жизни и не такое бывает.
«Что означает бессмысленный набор букв — Хрюкалона? — в который уж раз задавала себе этот вопрос Дежкина. — Похоже на что-то свинское. Действительно, меня преследует сплошное свинство. Но какое отношение к этим домашним животным имеет генерал Гагуев? То, что он — свинья, давно всем понятно, секрета тут нет. И чтобы рассказать об этом людям, совсем не обязательно рисковать собственной жизнью и подбрасывать дурацкие шоколадные обертки, достаточно лишь открыть первую попавшуюся в руки газету. Нет, с Хрюкалоной все гораздо сложнее. Быть может, разгадка совсем проста и прячется где-то близко, но для меня она абсолютно недосягаема. Я не знаю условий игры, я непосвященная…»
Позвонили с вахты, сказали, что какой-то мужчина рвется на прием к Дежкиной, что он якобы забыл дома паспорт. Конечно же это Мишенька. Кто же еще такой рассеянный? Клавдия Васильевна упросила дежурного пропустить Подколзина под ее персональную ответственность.
— Вспомнил, что паспорт на холодильнике остался, только десять минут назад, — едва переступив порог кабинета, начал оправдываться Михаил. — Не возвращаться же, правильно? Я рубашку вчера замочит, а паспорт на холодильник выложил…
— Не сжигайте себя, ничего страшного не произошло, — успокоила его Дежкина. — В уголовном кодексе нет статьи, по которой можно было бы привлечь вас за рассеянность. С кем не бывает.
Клавдия и не предполагала, что она так обрадуется приходу Подколзина. В Михаиле удивительно совмещались истинно русская леность, какая-то милая расхлябанность, наплевательство на все
— Уютно у вас здесь, — сложив руки на коленях, Подколзин осматривался по сторонам. — И пахнет чем-то приятным.
— Жасминовым чаем, — улыбнулась Дежкина, подвигая к нему пакет с пирожками. — Угощайтесь, Мишанчик. Вы же любите, когда есть что-нибудь вкусненькое под рукой.
— И все-таки меня не покидает странное ощущение, будто я арестован и вот-вот окажусь за решеткой, — признался оператор. — Ощущение чего-то неотвратимого, неизбежного. После всех этих книжек и фильмов слово «прокуратура» теперь ассоциируется с ярким светом в глаза, с бесконечными допросами, с решетками, с одиночными камерами, с шизофреничными следователями, с продажными охранниками.
— Здесь нет камер, а решетки на окнах для того, чтобы горы не влезли. — Клавдия Васильевна открыла верхний ящик стола и извлекла из него пустую картонную папку с выразительной надписью на обложке: «ДЕЛО №». — А насчет ощущения, это вы правы. Помню, когда я только сюда пришла, мне тоже слегка не по себе было. Но не прошло и дня, как освоилась.
— А у меня это не получается. — Подколзин надкусил пирожок, и глаза его блаженно закатились. (Еще одна положительная черта — он никогда не скрывает своих эмоций. Нравится — так нравится. Не нравится — так и скажет, без всяких там сю-сю, му-му.)
— Вы здесь не в первый раз? — Дежкина вывела на папке черным фломастером цифру 117.
— Обижаете… На всех предыдущих прокуроров собственной рукой фокус наводил. Кстати, вскоре после этого их обязательно вытуривали.
— Значит, легкая у вас рука. — Клавдия вложила в папку чистый лист бумаги и прихватила его железными скобами. — А Меньшикова случайно снимать не собираетесь в ближайшее время?
— А что, уже пора? Сильно достает?
— Да нет… из всех последних начальников он, пожалуй, самый терпимый.
— Клавдия Васильевна, мне тут одна мыслишка в голову залетела… — Подколзин вольготно развалился в кресле, закинул ногу за ногу и потянулся за сигаретами: — Можно?
— Можно, — разрешила Дежкина и, дернув за веревочку, чуть приоткрыла форточку.
— Так вот, мыслишка офигительная. — Михаил щелкнул зажигалкой, прикурил и с удовольствием затянулся. — А что, если нам сделать документальную ленту о работе простого и скромного следователя городской прокуратуры? Предположим, в течение года день за днем хроникально описывать все события и не давать никаких комментариев, пусть зритель сам во всем разберется и сделает для себя выводы. Интересная ведь штуковина получится, а?