Компромат
Шрифт:
— Не лезь, куда не следовает, — сказал он. — Не хер тебе тут.
Когда Витя выбрался из подворотни, негритянка все еще стояла у ограды и снова протягивала ему конфетку.
— Сука! — сказал ей Витя.
Так же он думал каждый раз, когда уходил от вдовы.
— На сегодня свободен? — спросил Коля, когда машина остановилась у подъезда.
— Валяй.
— Ну, Виктор Сергеевич, хорошо вам по…аться! — раскатисто заржал водитель.
Вдова открыла сразу. Посмотрела на Чубаристова как
— Чего пришел? — спросила грубовато.
— Войти можно?
— Все равно вломишься — власть, — сказала она, пропуская его в прихожую. — Так чего пришел?
«А действительно, чего? — спросил сам себя Чубаристов. — Неужели из-за…»
Додумывать было стыдно. Чубаристову самому не верилось, что пришел он сюда из-за Лины.
Когда-то, почти год назад, он переспал с Линой. Всего раз. Впрочем, этого было достаточно. Романы Чубаристова с женщинами всегда были коротки. Редко-редко он спал с ними дважды. На следующий день не вспоминал. Большинство женщин после близости с ним какое-то время преследовали его, канючили, плакались, но он грубил им, и они отставали. Лина не плакалась. И он не забыл о ней.
В редкие минуты ипохондрии Чубаристов любил думать о том, что, когда состарится, когда никому уже будет не нужен, он позовет Лину. И будет с ней счастлив до конца дней.
Он догадывался, что это из-за него Лина вышла замуж за Клавдиного соседа Илью, очкарика и хиляка. Клавдия их сосватала. Догадывался, что из-за него, из-за Чубаристова, Лина все-таки с Ильей развелась.
Но ему было на это в высшей степени наплевать. Так ему казалось до сегодняшнего дня.
А сегодня…
— У меня мало времени, — сказала хозяйка, усаживаясь на диван.
— На работу пошла? — спросил Чубаристов.
Он никогда не интересовался, на что живет вдова. Подозревал, что муженек кое-что оставил ей.
— Я с работы и не уходила.
— Странно…
Эта мысль не приходила Виктору в голову. Да и не могла прийти. Когда бы он ни приехал к вдове, она была дома.
— Слушай, Порфирий Петрович, ты явился меня за тунеядство арестовывать? Не получится. Во-первых, не уверена, что в уголовном кодексе осталась такая статья, во-вторых, трахаться с тобой — это тяжкий труд, а в-третьих, ты мне надоел, Малюта Скуратов…
Никогда у Чубаристова не появлялось желания ударить эту женщину. Она могла издеваться над ним самым изощренным образом — он терпел. Да что там! Он даже радовался, ловил за ее издевками скрытое неравнодушие к себе. На лице у него появлялась заискивающая улыбочка, и он сам подставлялся под удары.
— Малюта Скуратов? — не понял он.
— Ах да, прости. Этого в милицейском ликбезе не проходят. Это для вас слишком сложно. Ну хоть про
— Я не Берия.
— Извини опять. Я тебе польстила. Ты — хуже.
Чубаристов хохотнул. Это было нервное. Ему все казалось, что сейчас из-за ограды появятся взрослые люди и скажут: «Уходи! Ты плохой мальчик».
А потом милиционер даст пинка.
Виктор боялся вдовы.
И ждал. Он знал, что, вылив на него ушат тонких и грубых издевательств, вдова смолкнет. И тогда настанет страшный и желанный момент. Власть незаметно перейдет к нему — да какая!
— Слушай, а тебя мать в детстве долго сама мыла?
— Почему? — опять не понял Чубаристов.
— Ты какой-то немужественный. Это случается с мальчиками, которые растут без отцов. Знаешь, мать лет до семнадцати моет его в ванне. У него уже все волосами поросло, ему стыдно, но ведь матери не откажешь…
Чубаристов застыл. Она почти угадала. Мать мыла его, правда, не до семнадцати, но уж до четырнадцати — точно. Ванна наполнялась водой на одну помывку. «Титан» приходилось топить дровами. Экономили. После матери и двух сестер наступала очередь Виктора. Он лез в остывшую, мутноватую, с клочьями серой пены воду, и тут входила мать…
— Не надо, — сказал Чубаристов тихо. — Мать не трогай.
— Я не мать, а тебя, — улыбнулась вдова. — Скажи честно, тебе сначала было стыдно, а потом мучительно нравилось, да?
— Не надо.
— А что так? Стыдно? Тебе стыдно?! — обрадовалась вдова. — Витенька, — «сладким» голосом передразнивала она его мать, — тебе не надо стесняться мамочку. Я же тебя родила, я все твои писечки-попочки видела…
Чубаристов встал.
«Так тебе и надо, придурок, так тебе и надо!» — подумал он.
— Витенька, а ты писечку свою не трогаешь? Никогда этого не делай, ручки отсохнут. Ну, ударь, ударь…
Виктор шагнул к ней. Она не отпрянула. Она улыбнулась.
«Ах, вот как мы сегодня? — мелькнуло горячечно. — Мы сегодня так?!»
Он схватил ее за волосы и запрокинул лицо.
Она не сопротивлялась. Он пригнул ее голову вниз, прижал к своей промежности. Она со стоном вздохнула, расцепила руками молнию и впилась губами в его плоть.
Перемена власти произошла моментально.
Теперь уже он был властителем. Жестоким и изощренным. А она со сладостными стонами исполняла любые его, даже самые отвратительные прихоти.
Его фантазия вдруг начала работать в каком-то неведомом извращенном поле. А она, словно проникая в его мысли, опережала эти фантазии.
Бурное начало сменилось длительным, томительно-жутким продолжением. Она начала мастурбировать, показывая ему бесстыдно, как это делается, раскрываясь вся.
— Смотри, — поворачивала его голову к зеркалу, — смотри…