Компромат
Шрифт:
— А вы не ругайтесь. Я не люблю, когда ругаются.
— Вот что. Ты сейчас пойдешь со мной. Покажешь, где я могу найти этого бомжа, о котором говорил. Носика!
— Никуда я не пойду. Скоро ночь.
— Пойдешь как миленький, — в голосе Клавдии зазвенел металл.
Вид у нее был столь угрожающим, что Пучков не решился больше хамить.
— А я — что? Я не отказываюсь. Чего вы на меня так наезжаете?
— Где его искать, Носика?
— Да кто его знает. Бродит по мусоркам…
— Пошли.
— У меня дежурство.
— Ничего, — сказала Дежкина, —
Возражений больше не было.
Четверг. 16.37–17.55
Клоков долго и внимательно изучал официально оформленный документ, где ему, особо важному свидетелю по делу Резо Долишвили, гарантируются неприкосновенность, охрана, а также немедленный вывоз за границу в одну из лучших клиник для проведения хирургической операции. В правом нижнем углу бумажного листа раскинулась яркая подпись генерального прокурора, в левом верхнем — гербовая печать и гриф: «Совершенно секретно».
— Можешь, когда хочешь, — перечитав документ с десяток раз, удовлетворенно произнес Павел. — Когда переброска?
— Завтра, чартерным рейсом из Шереметьево.
— Куда?
— Это выяснится в последнюю минуту. Вариантов множество — от Штатов до Люксембурга. Сам понимаешь, в целях твоей же безопасности.
Чубаристов всячески пытался скрыть свое внутреннее напряжение и немного «переигрывал», вел себя чересчур развязно. Но пребывавший в состоянии почти поросячьего восторга Клоков не заметил этого, всеми своими мыслями он был уже за кордоном, в светлой и просторной палате для выздоравливающих. Он представлял себе, как на автоматизированном инвалидном кресле будет выезжать в тенистый сад, примыкающий со всех сторон к клинике, катить по гравиевым дорожкам, дышать чистым, целебным воздухом, встречать закат на безлюдном берегу прозрачного озера.
Благостные мечтания оборвал требовательный голос Виктора:
— Мы остановились на том, как Рекрут и Долишвили прибыли в Москву. Что было дальше?
— Дальше? — рассеянно переспросил Павел. — Ах да… дальше. Поначалу их встретили не очень дружелюбно. Еще бы, вдруг появляются какие-то неизвестные чужаки, нагло выдвигают свои требования.
— Что они требовали?
— Участок на окраине Москвы, небольшую вотчину, где бы они могли обосноваться, начать «раскрутку».
— И что они предлагали взамен?
— В том-то и дело — ничего. Верней, полнейшую покорность и обособленность, невмешательство в чужие дела и периодическую выплату дани в общий котел.
— Не густо… — сказал Чубаристов. — И чем закончился этот сходняк?
— Ничем. Над ними просто посмеялись и послали куда подальше. Наивные московские авторитеты, они даже не представляли, какую опасность таили в себе эти два провинциальных паренька. Хотя первый тревожный для них звоночек уже прозвучал — не каждый осмелится в одиночку противопоставить себя мощнейшей организации. Встреча Рекрута и Резо со столичной криминальной верхушкой была самым настоящим вызовом.
— Кем
— Самым верным из приближенных людей, что-то вроде правой руки и, если можно так выразиться, мозговым центром. Долишвили обладал удивительными аналитическими способностями, выдающейся памятью, он мог просчитать любую, даже самую критическую ситуацию на несколько ходов вперед и очень редко ошибался. Рекрут уважал и боготворил его, но другом так и не стал. Он не умел дружить.
— Получается, что после сходняка Рекрут вернулся в Новоспасск несолоно хлебавши?
— В Москве он даром времени не терял, провел разведывательную работу, установил тесные контакты с лидерами андеграундных группировок, иными словами, с теми, кто находился в ярко выраженном противоборстве с правящей «организацией», сумел расположить их к себе, договориться кое о чем.
— О сотрудничестве?
— Примерно… Тогда Рекрут еще не был морально готов к кровавой битве, силы были явно не равны. Нужно было основательно подготовиться — любая ошибка могла стать роковой.
— И он провел мобилизацию?
— Точно. Резо разработал план объединения мелких провинциальных группировок. В мирные дни они сохраняли за собой независимость, но в «военное время» переходили под непосредственное командование Рекрута. Переговоры с главарями банд велись в обстановке такой секретности, что Ельцин с Клинтоном лопнули бы от зависти.
— Вероятно, план не всем пришелся по душе? — предположил Чубаристов.
— Наоборот, главари единодушно высказались в его поддержку и признали Рекрута своим вожаком. Чтобы между главарями не возникало никаких распрей, он ввел чисто армейскую субординацию, сделав их генералами, а себя назначив маршалом.
— Романтично… Ты тоже присутствовал на переговорах и получил генеральские погоны?
— А как же! Примчался одним из первых. Я всегда симпатизировал Рекруту, чувствовал, что он способен на многое, что в нем заложен громадный потенциал.
— И что же дальше?
— Начало операции было намечено на… дай Бог памяти… июль восемьдесят седьмого, — благостная улыбка растеклась по лицу Клокова. Нет сомнений, он наслаждался воспоминаниями. — Но уже в апреле в Москву начали стекаться бойцы нашей армии. Безоружные, они селились в гостиницах на окраине города, вели себя тихо-мирно и совершенно не привлекали к себе внимания правоохранительных органов и контрразведчиков «организации».
— Конспирировались?
— Что-то вроде этого, корчили из себя мелких торговцев фруктами и цветами.
— И сколько же их было?
— Могу сказать только приблизительно — около тысячи.
— А в твоем личном подчинении?
— Сорок три человека. Мы составляли резерв и в случае провала должны были поставить отступающим заслон, обеспечить им беспрепятственный побег из Москвы. К счастью, этого не потребовалось. За одну ночь город стал нашим.
— Каким образом?
— Поначалу Рекрут выдвинул ультиматум лидерам «организации» — если они без единого выстрела перейдут на его сторону, он оставит их в живых и сделает полковниками.