Конан и райская яблоня
Шрифт:
Это было неприятно. Более того — это было недопустимо. А, значит, подобную реакцию следовало устранить.
И немедленно.
Вот так и получилось, что отливать именно на задний двор второй раз Конан пошел уже вполне сознательно.
И третий раз — тоже.
И четвертый.
Он справедливо рассудил, что рано или поздно их со стражем визиты к ажурной стенке обязательно должны совпасть. Так в конце концов и случилось — уже под вечер он обнаружил таки зазаборного зрителя, которого непонятно почему так бесят естественные человеческие отправления.
На этот раз Конан вел себя вполне достойно — со своей точки зрения. Принял картинную позу,
Он даже ехидно подмигнул стражу, от чего тот пошел бурыми пятнами и затрясся. Короче, Конан собою был вполне удовлетворен.
Вот только удовольствие это серьезно подпортил старший посудомой.
Углядев из двери кухни творящееся безобразие, он вылетел на задний двор, словно охотящийся на цыпленка коршун, и успел ухватить наглого мальца за ухо — так сказать, с поличным. Во пресечение и назидание за ухо же Конан и был препровожден на кухню, где ему немедленно были выданы две увесистые затрещины и гора грязной посуды, последнее — к вящей радости трех младших посудомоев, до этого с ней возившихся. Орали в тот вечер на него много, но больше не били, посчитав четыре с лишним дополнительных часа работы вполне достаточны наказанием. А один из ехидных, но не лишенных чувства благодарности младших посудомоев даже снизошел до объяснения.
Черный страж был стражем не сада, а расположенного за ним купеческого гарема. А потому, разумеется, был он евнухом. Вообще-то, их там четверо было — таких же огромных, черных и кучерявых. То ли братьев, то ли просто одноплеменников. Просто то ли остальные трое предпочитали не показываться в прикухонном саду, то ли путали их, за одного принимая. Последнее имело больше шансов быть правдой, поскольку их и рядом-то различали с трудом.
Конан вспомнил курчавую черную бороду — и усомнился в социальном статусе виденного стража. Но посудомой, хихикая, объяснил, что это — особые евнухи, так называемые евнух-стражи. Их готовят где-то на далеком севере, удаляя не все мужское достоинство целиком, а только самый жезл — так мстительные северяне наказывают своих врагов, а заодно и готовят гаремных слуг. За пределами Асгарда такие евнухи были редкостью и стоили во много раз дороже обычных, но купец, похоже, обожал всякие экзотические и дорогостоящие диковины. К тому же это была не пустая забава, купленная ради украшения сада — такие евнухи высоко ценились именно как стражи и воины, поскольку невозможность реализовать оставшиеся в полной сохранности мужские желания придавала им невероятную агрессивность. К тому же они равно ненавидели и недоступных теперь для них женщин и мужчин, которым эти женщины все еще доступны, а потому не могли вступить в заговор ни с теми, ни с другими, что делало их просто таки идеальными гаремными стражами.
Вот только насмешек над своей ущербностью они не прощали.
Никому.
— Если он тебя поймает — убьет! — сказал напоследок юный посудомой и снова хихикнул. И было в его веселости что-то нездоровое, неприятное такое.
Предвкушающее.
Сейчас черный страж в саду отсутствовал, и Конан испытал чувство, близкое к облегчению. Нет, не то, чтобы он терзался угрызениями совести по поводу своей грубой, пусть и ненамеренной, шутки, но лишний раз встречаться с этим охранником желания у него как-то больше не возникало.
Впрочем, Конан об этом не задумывался. Для размышлений у него была гораздо более важная тема.
— Ты молодец! — так сказал ему сегодня утром Нрагон. И даже протянул руку, словно хотел то ли погладить по голове, то ли по плечу потрепать, но в последнюю минуту передумал.
Конан как раз таскал воду для большого
Нрагон наблюдал за ним какое-то время — одобрительно и издалека. Потом подошел к колодцу.
— Ты — молодец, — сказал он, — справляешься куда успешнее многих. На провокации не поддаешься. И старший тебя хвалил. Да и то сказать — ты ведь парень вполне серьезный, не мальчишка. Так что я подумал и решил, что мы вполне можем обойтись и без длительного испытательного срока. С завтрашнего дня можешь приступать к тренировкам, я распорядился, от работ тебя освободят. И шмотки свои, кстати, в казарму перекинь, а то непорядок получится.
И ушел, улыбающийся и довольный собой. Парнишка-то, вроде, действительно оказался вполне ничего, а нехватка людей в отряде толкала остро заточенным шилом пониже спины, вынуждая торопиться.
Так что сегодня Конан ворочал бадью в последний раз. И последний же раз имел вполне законный повод находиться на заднем дворе, откуда до сада можно в буквальном смысле дотянуться рукой. С завтрашнего дня все усложнится. Путь к саду будет лежать или через вечно полную народом кухню, находиться на которой более у Конана вряд ли будет слишком много поводов, или же через личные купеческие апартаменты, находиться в которых поводов у него будет, пожалуй, еще меньше.
А, значит, что?
Правильно.
Катя пустую бадью обратно на кухню, Конан не оглядывался. Зачем? Он уже принял решение.
Ночью серы не только кошки.
Конан провел ладонь по стволу, для пущей уверенности даже ковырнул слегка ногтем, но ничего так и не произошло. Похоже на то, что это дерево тоже никакой особой магией не обладало. Как и все, ему предшествовавшие. Конан уже и со счета сбился, сколько он их за эти пару часов перещупал, с каждым последующим деревом чувствуя себя все более глупо. Хорошо, что темно и некому подсмотреть, чем это темной ночкой занимается в саду славный варвар из Кимерии.
Скажи кому из знакомых — потом проходу не будет он насмешек. Конан — и вдруг с деревьями обнимается, словно ополоумевший друид-извращенец ботанической ориентации. Впору любому обхихикаться. А что делать прикажете, если темнота в этом саду такая, что можешь сколько угодно вытаращивать свои глаза — все равно ничего путного не разглядишь?! Разве что получишь сучком прямо в широко раззявленный глаз — вот тогда, пожалуй, увидишь кучу всего очень яркого и красочного. Напоследок. Может быть, даже свою окровавленную физиономию с пустой глазницей успеешь увидеть этим самым глазом — уже с сучка.
Луна появится еще не скоро, а звезды — они только выглядят ярко, света от них кот наплакал.
Впрочем, то, что луны нет, имеет и свои плюсы. Конечно, Конану приходится пробираться от дерева к дереву практически на ощупь, ничего не видя, но и самого Конана при этом увидеть практически невозможно. Бдительный страж вот уже дважды совершал обход сада, заставляя Конана замирать, сливаясь с очередным стволом в еще более тесном, чем обычно, объятии. Особой опасности он не представлял, потому как ходил с фонарем, а в результате видел за пределами жалкого освещенного пятачка еще меньше, чем Конан. К тому же ходил он шумно, сопел, чесался, наступал на сучки и даже порой бормотал что-то себе под нос. Короче, вел себя так, как ведут себя все стражники на рутинной и никому по большому счету не нужной обязаловке. Он явно ничего не опасался и никакого вторжения в охраняемое пространство не ожидал.