Конан и райская яблоня
Шрифт:
Именно поэтому он и приехал сюда — приехал тайно, под чужим именем, всего лишь с жалким десятком слуг. Именно поэтому снял вот этот жалкий и тесный домишко на задворках города, недостойный даже купца средней руки, а не то что шаха всех шахов великого Турана! Именно поэтому он вот уже три недели проживает здесь в невероятно аскетических условиях, словно заключенный, почти не покидая своей тайной резиденции и питаясь чем придется, да что там — почти голодая!
При этих словах переводчика Конан оценивающим взглядом обвел загромождающую лаковый столик посуду и решил, что они с шахиншахом, пожалуй, одинаково
Воистину, великие жертвы уже принес молодой шахиншах, обуреваемый справедливым желанием вернуть себе свою бывшую собственность. Он даже ходил по местным улицам в одежде, недостойной последнего нищего! Но подобные жертвы не были напрасными — он сумел подобраться к задней стене нужного ему здания никем не узнанным! И даже видел свое сокровище — мельком, в узкую заборную щель, но видел! Собственными глазами убедился, что оно именно там, в целости и сохранности, и что новые хозяева, похоже, обеспечили ему вполне сносный уход.
Дело оставалось за малым. А именно — вернуть сокровище на его законное место в шахиншахском дворцовом саду.
Можно было, конечно, попытаться сделать это законным путем. Да только вот вряд ли шадизарские судьи согласились бы с законностью требований какого-то там рядового, пусть даже и султанипарского, купчишки, а открывать свое истинное имя и положение шахиншах хотел всего менее. Продать только что купленное чудо-дерево нынешний владелец отказался — даже за сумму, превышающую заплаченную им самим в три раза. Для вооруженного же налета у шахиншаха сейчас было слишком мало людей — и не было никакой гарантии, что, попытайся он ввести в Шадизар стражников в необходимом количестве, местные власти не воспримут это как начало необъявленной войны. Оставалось одно.
Кража.
Тихая, незаметная, ловкая ночная кража.
Именно эту кражу и намеревался поручить молодой шахиншах Конану. Не слишком сложное, но очень неплохо оплачиваемое дельце. Дня три подготовки и одна ночь активной работы — и за все за это полновесный мешочек с парой сотен завлекательно поблескивающих серебряных кружочков.
Конан ничем не выказал своего первоначального удивления несоразмерностью платы и оплачиваемой работы. И особой радости не выказал тоже. Он давно уже убедился, что лишней платы не бывает — заказчик всегда норовит придумать за эту самую лишнюю плату пару-другую каких-нибудь дополнительных условий, выполнить которые зачастую оказывается намного сложнее, чем провернуть сам заказ.
Вот и на этот раз он не ошибся — дополнительные условия обнаружились и у шахиншаха.
Причем, судя по тому, как усиленно заметались его волосы и руки, не говоря уже о прочих частях тела, — условия эти относились к категории Очень и Очень Важных. Можно даже сказать — наиважнейших.
Условия эти касались яблок.
Похоже, шахиншаху крайне необходима была
— Хорошо, — сказал Конан, героическим усилием воли подавляя зевок, — Я понял. Яблоки — это самое главное. Яблоки и их сохранность.
Внезапно в его слегка затуманенную послеобеденной усталостью голову забрела интересная мысль. Конан пригляделся к ней — сначала недоверчиво, но потом со все большим воодушевлением. Мысль ему нравилась.
Нравилась настолько, что, пожалуй, требовала быть высказанной вслух.
— Послушайте! Если вам так нужны именно эти самые яблоки — зачем заморачиваться с целым деревом? Сорвать и притащить — это я вам в два счета, хоть сегодня же вечером, дело пяти минут…
И понял, что ляпнул что-то не то — с таким откровенным ужасом уставился на него старик-переводчик, даже морщины на лице его от ужаса чуть ли не вполовину разгладились.
А в конановскую голову заглянула и вторая мысль — вслед за своей пришедшей ранее слишком уж торопливой приятельницей.
Конан крякнул.
Вот же кретин! Легче ему, понимаешь… дело, понимаешь, пяти минут… конечно, легче! Только вот кто будет платить полновесным туранским серебром за то, что способен походя совершить любой мальчишка?.. Вон как старик зенки-то вылупил — не верится ему, поди, что варвар сам себе цену сбивает.
Между тем старик перевел — трясясь и запинаясь чуть ли не на каждом слоге. И теперь на Конана уставились уже две пары глаз с одинаковым ужасом и неверием. А потом…
А потом Конан увидел кончик очень острого кинжала.
Хорошо так увидел.
Качественно.
Трудно не обратить внимания на кинжал, игольно острый кончик которого находится в каком-то миллиметре от твоего правого зрачка.
Конан замер.
Не от страха — бояться он разучился еще в раннем детстве. Не от растерянности — чего тут теряться? Ситуация яснее некуда.
Просто обретающийся на той стороне кинжала молодой шахиншах, похоже, был явно безумен, а таких лишний раз лучше не раздражать, когда упирают они свой кинжал в ваше глазное яблоко. Думающие иначе обычно потом всю оставшуюся жизнь щеголяют роскошными головными украшениями в виде повязки. Этак наискосок, через то, чем они бесстрашно когда-то разглядывали кончик кинжала, уверенные в том, что хозяин этого кинжала всего лишь блефует. Те же из них, чья вера наиболее крепка — еще и деревянным протезом вместо ноги. Или — обеих ног. Это уже от степени веры зависит.
Конан же в подобных случаях предпочитал не рисковать, а потому не шевелился и даже старался не моргнуть, чтобы не располосовать верхнее правое веко на симпатичные ленточки.
Несколько секунд длилась немая сцена, показавшаяся ее участникам очень долгой. Потом шахиншах внезапно отбросил кинжал в сторону. Конан видел, как тот воткнулся в каменную стену — словно в мягкий сыр вошел, на половину лезвия. Хороший такой кинжал, за такой на рынке немало дадут, даже если перекупщику сдать, стоит запомнить на всякий случай…