Концентрация смерти
Шрифт:
Возможно, узнав о том, что они станут донорами, многие из пленных и смирились бы с такой участью. В конце концов, нет большой разницы, от чего умирать через полгода, год. Заберут у тебя жизненные силы, гоняя по плацу, для растаптывания сапог, или же постепенно высосут их вместе с кровью. Но неизвестность взбудоражила пленных офицеров. Они понимали одно, что, попав в распоряжение медицинской службы вермахта, станут «подопытными кроликами»…
– Они на пленных своих молодых хирургов учат ампутировать конечности, – убежденно говорил один из пленных. – Отрезают руки, сперва кисти, потом по локоть, затем по плечо, ноги укорачивают по колено, по самые яйца, и делают это без всякой
– А еще они специально кожу сдирают и дерьмом мажут, чтобы тело гноилось. Способы лечения отрабатывают. Или водой зимой на улице поливают, чтобы коркой ледяной человек покрылся.
– А это им зачем?
– Изучают, как потом своих моряков, вытащенных из воды, отогревать.
– Бензином еще обливают и поджигают. Танкисты же часто в танках горят. Вот и учатся ожоги лечить.
– Жилы из живых вытаскивают. Потом сушат и ими своих раненых зашивают. Там надолго никто не задержится…
Чем ближе подходили к станции, тем четче люди понимали, что движутся навстречу страшной и мучительной смерти. Большинство попали в плен не так давно, еще не сломались окончательно…
– Сколько немцев нас охраняет? – полз подстрекательский шепот. – Всего взвод. Если все дружно на них бросимся, то пусть половину наших и положат, но другие-то разбегутся.
– Далеко тут убежишь?
– А не скажи. До Беларуси или Украины добраться можно. А там свои люди, не пропадешь…
Колонна подтягивалась к станции. Конвоиры стали кричать яростнее. Овчарки рвались с поводков, бросались на посмевших нарушить строй, отстать. Полковник, стоя возле машины, сквозь позолоченное пенсне смотрел на свой «товар».
На узкой разгрузочной рампе особо не было где развернуться. С одной стороны рельсы, с другой – приземистые склады из красного кирпича. Пленные стояли плотно, плечо к плечу. Паровоз медленно подтаскивал к рампе короткий состав товарных вагонов. Черный дым вырывался из трубы. Лязгали колеса, сцепки. Машинист дал длинный гудок, надеясь заставить людей немного отойти от края. Облако белого пара ударило по пленным. Но куда тут отступишь, если тебе напирают в спину?!
Все произошло абсолютно спонтанно. Одна из овчарок при очередном гудке паровоза рванулась. Поводок соскользнул с ладони конвоира. Собака бросилась на пленных, конвоир подумал, что успеет схватить поводок, прыгнул, схватил его. Но пес уже набрал скорость. Конвоир не удержал равновесия, упал. Сильная овчарка буквально втянула его в толпу пленных. Немец даже не успел подняться. Кто-то прыгнул ему ногами на голову. Рядом уже скулил пес, сильные руки сжимали ему горло, колени ломали ребра.
Конвой открыл стрельбу, спустил собак. Тренированные овчарки бросались на пленных, впивались им зубами в гениталии. Толпа пришла в движение. Те, кто стоял ближе к рельсам, посыпались на пути, прямо под колеса паровоза. Засипели, заскрежетали тормоза. Клубы белого пара заволокли происходящее.
– Бей гадов! – раздался отчаянный крик, и тут же в руках рыжеволосого гиганта затрещал автомат убитого конвоира.
Один из конвоиров рухнул как подкошенный.
– Бей! Ура!
Толпа покатила на отстреливающийся конвой. Падали убитые и раненые пленные, но никто не останавливался, валили прямо по телам. Конвойные дрогнули и бросились врассыпную. Перепуганный полковник и сам не заметил, как забрался на крышу своей машины и по-бабски верещал. Его стащили за ноги и поволокли по рампе. Разбегающихся конвойных ловили, отбирали оружие. Расправа была скорой и жестокой. Месяцы страха и унижений выплескивались местью.
Десяти конвойным удалось закрыться
– Нечего на них патроны тратить! Сжечь людоедов! Живьем сжечь! – бросил клич взявший на себя командование рыжеволосый гигант.
– Крематория захотели? Будет и вам крематорий!
Нацисты, понимая безвыходность ситуации, даже не делали попыток сдаться. Отстреливались отчаянно. С моторной дрезины двое пленных уже подхватили бидон с бензином и волокли его к конторе. От меткого выстрела конвойного один из смельчаков упал замертво. Но его тут же сменил другой пленный. Поставленный на багажную тележку бидон обложили смоченной бензином одеждой, снятой с убитых, подожгли и покатили на дверь конторы. От удара бидон перевернулся, пылающий бензин хлынул во все щели. За разбитыми окнами метались живые факелы. Один из охваченных пламенем конвойных выпрыгнул в окно. Его даже не стали расстреливать. Пленные смотрели, как он, ничего не видя, мечется среди мертвых тел по рампе, спотыкается, падает.
Машинист и кочегары, все это время прятавшиеся от шальных пуль на полу кабины, наконец-то решились незаметно покинуть паровоз. Но их заметили и схватили.
– Мы поляки, ваши братья! Мы тоже их ненавидим! Да здравствует Сталин! – пытался убедить пленных в своей к ним лояльности машинист.
– Немецкие прихвостни, – бросили ему в лицо.
Убивать поляков не стали… Полыхало здание конторы. На рампе вперемешку валялись убитые – конвоиры, пленные и овчарки. К рыжеволосому гиганту в буденовке вывели избитого полковника. Пенсне с выдавленными стеклами покачивалось на цепочке.
– А с этим что делать, товарищ майор? – спросили у главаря восставших.
– Я врач, ученый, – пролепетал полковник, осматриваясь и близоруко щурясь.
Гигант задумался.
– Привяжем его к паровозу, пусть побегает.
Упирающегося полковника подтащили к паровозу, привязали за руки веревкой к подножке. Уцелевшие пленные забирали оружие убитых конвойных, срывали со здания нацистские флаги, рвали их, топтали ногами, бросали в пожар, заскакивали в вагоны.
Рыжеволосый гигант плюнул в лицо полковнику и поднялся в кабину, за ним последовали его особо отличившиеся в бою приближенные. Паровоз дал гудок и двинулся вперед. Полковник бежал по рампе рядом, отчаянно кричал, молил остановиться, отпустить его. Рампа кончилась, полковник упал, какое-то время его волокло следом за набирающим скорость паровозом, а затем затащило под колеса.
Впереди змеились, перекрещивались рельсы. Железнодорожный рабочий, на которого наставил ствол карабина полицейский, рвал за ручку стрелки, чтобы направить беглецов в тупик. Пленный, высунувшись по пояс из кабины, дал короткую очередь из автомата. Рабочий побежал прочь, раненый полицейский упал на рельсы. Отползти он не успел, поезд переехал его и благополучно вышел на перегон между станциями.
Рыжеволосый гигант внезапно запел. Его зычный голос перекрывал даже стук колес и шум машины.
– Наш паровоз, вперед лети! В коммуне остановка!
– Другого нет у нас пути. В руках у нас винтовка!.. – тут же подхватили знакомую песню другие пленные.
Беглецов осталось не больше сотни, их товарищи полегли на рампе во время боя. Выживших охватила эйфория. Стреляли в воздух. Слышались крики:
– Ура!
– Победа за нами!
– Хер вам!
Никто даже не задумывался, что паровоз мчит не на восток, а на запад.
Мелькали недавно вспаханные полоски крестьянских наделов. Аккуратные домики. Работавшие в поле крестьяне с недоумением и опаской смотрели на «взбесившийся» поезд.