Концерт по заявкам (Повести и рассказы)
Шрифт:
— Сколько лет мы не виделись? — спросил Вармуш.
— Можно высчитать, — ответил Подходцев.
Вармуш приподнял руку:
— А ну, послушай-ка!
Подходцев недоуменно взглянул на него, прислушался. В телефонной будке с выбитым стеклом стояла девушка, одетая в розовый, сильно открытый на спине комбинезон, загорелая, словно мулатка; прикрывая трубку рукой (должно быть, полагала, так ее никто не слышит), она настойчиво повторяла все время одно и то же:
— Ну, прошу тебя, умоляю, ну, что тебе стоит? Ну, прошу
Тот, кого она уговаривала, наверное, никак не соглашался приехать, но она не сдавалась, по-прежнему, прикрывая трубку рукой, притворно хохотала, словно ей весело, веселее быть не может:
— Приезжай, слышишь? А не то рассержусь, так и знай, вот увидишь, тогда поверишь…
Вармуш откровенно засмеялся:
— Она рассердится! Как же, испугала своего хахаля, держи карман шире!
Подходцев поморщился, не выносил слушать и обсуждать чужие разговоры, это, казалось ему, все равно, что читать письма, адресованные другому.
В эту самую минуту девушка в телефонной будке спросила еще раз:
— Значит, так? Ни за что? Да?
Послушала еще секунду, с треском бросила трубку. Старушонка в чалме возмущенно воскликнула:
— Это еще что такое? Телефон можно сломать!
— За милую душу, — поддержал ее мужчина, стоявший впереди, держа на поводке палевого спаниеля. — Они думают, сами поговорили, им и горя мало, а другие, как хотят…
Девушка, не слушая и не отвечая, выбежала из будки, хлопнула дверью.
Старушонка ехидно бросила вслед:
— Так и не удалось уломать, как ни старалась…
— Что скажешь? — спросил Вармуш. — А я тебе вот что скажу, Рип, молодежь нынче пошла черт знает какая, без пол-литра, как говорится, не разберешься, что это за чудо-юдо такое…
Подходцев усмехнулся:
— Знаешь, говорят, когда начинаешь хаять молодежь, считай, что сам уже окончательно состарился…
— А как же, — согласился Вармуш. — Куда уж больше. Пятый десяток разменял, мне уже сорок третий, да и тебе, кажется, столько же.
Старушонка в чалме громким дискантом кричала в трубку:
— Приехала, не запылилась. Кто? Будто сама не знаешь. — Помедлила немного, очевидно, слушала то, что ей говорят. — Ну да, та самая. Явилась, говорю, не запылилась. Нужна она мне очень, просто дышать без нее не могу… — Снова замолчала и снова заговорила: — Ей деваться некуда, вот она ко мне и заявилась. А у меня тоже не гостиница для приезжих, ко мне дети каждую неделю ездят. Что? Конечно, скажу, а как же, у меня не заржавеет. Так прямо и выложу все как есть, завтра же скажу, ты там как хочешь, а ищи себе дом где знаешь. Надо было раньше думать, а потом уже сбегать неведомо с кем неведомо куда. Что? А, ну ладно, ладно, пока…
— Сердитая какая, настоящая баба-яга, — заметил Вармуш. — Вот у такой, к примеру, снять дачу, сбежишь в тот же день куда глаза глядят. Ты, кстати,
— Своя, — ответил Подходцев. — Вернее, отца.
Вспомнил отца, помрачнел. Как-то он там? Вдруг стало хуже?
— Звоните, — обратился к нему мужчина со спаниелем, когда старушонка вышла из будки. — Мне все равно еще рано звонить.
Подходцев торопливо набрал номер справочной больницы. Вот хорошо, что не занято, теперь бы еще с отцом все благополучно, хотя бы относительно…
— Подходцев Илья Петрович? — переспросил звонкий девичий голос. — Состояние удовлетворительное, температура нормальная…
Подходцев сразу же повеселел: состояние удовлетворительное, и температура не повысилась, это уже кое-что…
— А теперь я попробую, — сказал Вармуш, пухлые щеки его лоснились, маленькие, с жестким зрачком глаза маслено блеснули. — Тут одну прелестницу хотелось бы проверить, дома ли сидит или умотала куда-нибудь.
— Ты что, здесь живешь? — спросил Подходцев.
— Да нет, приехал в гости к приятелю, может, знаешь такого? Кирпичев Август Аркадьевич?
— Понятия не имею.
— Старинный друг, вместе в армии служили, приехал я к нему со всем семейством, ну и с женой, как водится, а позвонить своей охота, сам понимаешь…
Подмигнул Подходцеву, закрывая за собой дверь будки.
— Пока, — сказал Подходцев, повернулся, пошел к себе лесом. Издали донесся до него голос Вармуша:
— Кис, это я. Кто я? Козлик твой, разумеется…
«Каким был, таким и остался, — подумал Подходцев, шагая опушкой леса к себе в поселок. — И в школе был такой же мелкий жучок, необыкновенно лживый, изворотливый…»
Выйдя из леса, он лицом к лицу столкнулся с девушкой в розовом. Стояла, опустив голову, тонкими с перламутровым маникюром пальцами сердито, нервно ощипывала листья с ветки тополя.
Глянула на Подходцева светлыми, удлиненными синим карандашом глазами, взгляд ее был одновременно вызывающ и печален. Как бы решившись, она быстро побежала обратно, к станции.
«Должно быть, опять звонить», — догадался Подходцев.
От души пожалел ее, хорошенькую, загорелую, нарядно, модно одетую и такую, наверное, никому не нужную…
«А что, если моя Наташка когда-нибудь точно так же будет кого-то упрашивать, а тот будет кобениться и пренебрегать ею?»
Представил себе дочь, круглую ее мордашку, веснушки на переносице, белые, чистые зубы, слегка налезающие один на другой, и то выражение задиристости и в то же время какой-то щенячьей беспомощности, которое так живо ощущалось в ее прозрачных, с короткими жесткими ресницами глазах.
Вдруг почудилось, чья-то недобрая рука сильно и больно сжала сердце. Мысленно выругал себя: «Чего это я, в самом деле? Да Наташка никогда, ни на минуту не стала бы кого-то уговаривать, с ее характером да еще кого-то о чем-то просить?..»