Концессия
Шрифт:
— Что касается, Борейчук, вашего подарка, то не приму я от вас подарка. Не знаю я, что с ним делать... Да и мало мы с вами знакомы.
— Напрасно, — бормотал Борейчук, — совершенно напрасно. Но шаль все равно ваша...
ВАЛЬС
В красном уголке с минуты на минуту должен был зазвучать патефон. Маленький, скромный ящик завезли сюда в прошлом году, испортили, и только сейчас нашлись руки, которые возвратили
Пластинок было больше двух десятков.
— Механизм самый простой, — говорил Гончаренко Фролову. — Итак, пробуем вальсик. Товарищ Береза, вы ничего не имеете против этого древнего танца?
— Танцуйте, танцуйте, — сказал Береза.
— Вальса я не станцую, — замялся Фролов.
— Не так трудно. Научим тебя вмиг.
Вальс был мелодичный и нежный — «Лесная сказка». Береза не любил танцовальной музыки, но сейчас, на Камчатке, вальс показался ему полным содержания и осмысленных человеческих чувств.
Все больше и больше рыбаков набивалось в красный уголок. Савельев, смешно прыгая, кружил Тарасенко.
За окнами барака пунцовел в лучах заходящего солнца океан, и его безграничное пространство придавало грустное и страстное очарование всему тому, что делали сейчас люди.
Ветер усиливался. Барак вздрагивал от ударов прибоя и порывов ветра.
Дверь распахнулась, в барак вошел Шумилов. Оглядел танцующих и зрителей, протолкался к сцене. Береза сидел на скамейке, облокотившись на собственные колени. Шумилов опустился рядом. Корнет нежно выводил мелодию. Тарасенко, раскрасневшаяся, проплыла мимо директора рыбалки.
— Самая лучшая шлюпка пропала, — наклонился Шумилов к Березе. — Не могу ничего понять. Кто мог поехать, куда мог поехать?
Шумилов посидел несколько минут, прослушал хоровую «Вниз по матушке по Волге» и ушел, кликнув Фролова.
Береза не придал никакого значения разговору с Шумиловым. Кто-то взял шлюпку! Шлюпка не иголка, найдется.
Он думал об экскурсии в сопки на горячие источники и в деревню. В состав экскурсии должны были войти не только студенты, но и желающие из сезонников. Вести экскурсию собирался Фролов.
Гончаренко продолжал заводить патефон, танцы уже прекратились, слушали песню за песней.
Шумилов снова вошел в барак.
— Шлюпка окончательно исчезла, — сказал он громко, — и двух рыбаков нет. Должно быть, поехали морем на соседнюю рыбалку.
Поздно вечером выяснилось, что нет Зейд.
Постель Зейд была прибрана и имела такой вид, точно на ней давно не сидели и не лежали.
— Зейд не видели? — спросила Точилина у Самолина, возившегося в своем сундучке.
Самолин не видел Зейд.
Точилина пошла на жиротопку и на белуший промысел.
Конечно, студентки там не
Нельзя было представить себе, чтобы Зейд поздно вечером ушла гулять одна по морскому берегу. Точилина почувствовала беспокойство. Она вернулась в общежитие. Гончаренко тоже не мог припомнить ничего толком. Хода рыбы нет, бригады не работают, вот и беспорядок!
Точилина стояла на берегу. Дул ветер, грохотал океан, который опять с бешенством, подгоняемый ветром, рвался через бары.
Что с ней могло быть?
Но мало ли что может быть с человеком? Может быть, захотела выкупаться в море? Купальщица она заядлая. Во Владивостоке ее нельзя было вытянуть из моря. День к тому же был теплый.
— Нигде нет, товарищ Береза, — сказала Точилина.
— Идем к Шумилову, — решил Береза.
В комнате Шумилова сидели рыбаки, которых он допрашивал о шлюпке, Борейчуке и Посевине.
— Кроме шлюпки, исчезли еще Борейчук и Посевин, — сказал Шумилов, — и моя двустволка.
— А у меня Зейд.
— Не видали, не видали, — говорил толстый рыбак, закуривая папиросу. — Друг за другом не смотрим, не видали. А за шлюпками, товарищ Шумилов, надо бы надзор.
— Да уж теперь придется часовых ставить. Позор, честное слово.
Одним из последних в комнату Шумилова вошел Дождев. На вопросы Шумилова он долго не отвечал. Когда спросили его: не видал ли он где-нибудь Зейд, — он поднял брови и покачал головой.
— Борейцук, Посевин и Зейд, — наконец сказал он, — за золотом, однако, поехали.
— За каким золотом?
— За твоим.
Дождев был серьезен и смотрел в доски пола перед сапогами.
Шумилов переглянулся с Березой и попросил выйти из комнаты всех. Остались он, Береза и Дождев.
— Ну, рассказывай, Дождев.
— Цто зе рассказывать. Рассказывать нецего. Поехали за золотом. Меня звали вместе, много полуцыс, да я не поехал. Золото не насе дело... За соболем я поехал бы. За золотом нету дураков.
— На чем же они поехали? На шлюпке?
— А то как зе, парохода для них не приготовили... впроцем...
Дождев покачал головой и смолк.
— Впроцем, — сказал он, вздохнув, — Посевин говорит, есть для него пароход «Старый Дзон».
— Садись-ка ты поближе к столу, товарищ Дождев, — пригласил Шумилов. — Так ты говоришь «Старый Джон»?
Дождев осторожно присел к столу.
— Я говорю, цто мне говорили. Старый Дзон приехал за посевинским золотом.
— А почему же ты, товарищ Дождев, не пошел с ними?
Дождев засмеялся.
— А ты, товарис Сумилов, посол бы? Нет? Я вот тозе не посол.