Конец большого дома
Шрифт:
— Тятя на Амуре, нет дома, — сказал Митрофан, опережая обязательный вопрос Пиапона.
Пиапон кивнул головой, взял кусок кеты — как-никак рыба все же знакомая пища, но тут же вынужден был изменить свое мнение: кета оказалась соленой-пресоленой.
— С картошечкой, Пиапон, очень вкусно, — сказала Надя, пододвигая ему миску с рассыпчатой крахмальной картошкой.
Гость должен есть все, что предлагают хозяева. Пиапон откусил добрый кусок картофелины, разжевал с соленой кетой, и ему показалось, что картошка приобрела совершенно другой вкус. Не веря себе, он вновь откусил картошки,
— Митропан, вкусная твоя еда.
— Картошка, — Митрофан с хрустом разгрыз головку кеты. — Когда ешь картошку с кетой, вкусно получается.
— Огурчиков попробуй, капустки, — придвигала Надя гостю миски. Но огурцы были кислы так же, как и в прошлый раз, капуста солена.
— Митропан, надо больше свежей пищи есть, — посоветовал по-дружески Пиапон. — Свежая пища всегда вкуснее.
— Не нравится солонина?
— Нанай не ест много соленого.
После чая встали из-за стола. Митрофан принес из кладовки какой-то незнакомый железный предмет.
— Из Николаевска привезли, — сказал он, — говорят, любого зверька хватает, капкан называется.
— Капкан, — повторил Пиапон, разглядывая предмет. — Как же им ловить?
Митрофан, сжав правой рукой пружину, насторожил капкан.
«Смотри, вроде бы пасть раскрывает», — удивился Пиапон.
Митрофан слегка задел палочкой пятак капкана, он внезапно со звоном щелкнул и сжал конец палочки. Пиапон пришел в восторг.
— Быстрее убирай палочку, — попросил он.
— Попробуй сам, — Митрофан поднес настороженный капкан Пиапону. Как ни старался Пиапон быстро отдергивать палочку, капкан каждый раз успевал схватить ее конец.
— Как хорошая собака, — похвалил Пиапон. — Не отпускает. Цепко хватает.
— Торговец сказал, им можно любого зверька ловить: хорька, белку, лису, енота, соболя. Хочешь, я тебе отдам его, у меня еще три штуки останется.
— Зачем? У меня самострелы есть, тоже никакого зверя не пропускают.
— Возьми, я дарю тебе.
— Спасибо, Митропан, спасибо. — Пиапон вертел в руке капкан, любовался им, как ребенок любуется новой игрушкой. — Куда идешь охотиться?
— С Ванькой Зайцевым на Сихотэ-Алинь подамся, он знает там все места.
— Ничего он не знает, — сердито возразил Пиапон. — Одно место запомнил возле нашего участка, вот и хвалится. Языком много болтает.
— Это хорошо, я буду приходить к тебе советоваться. Помнишь, ты обещал меня охоте обучать.
— Обещал. Всегда помогу. Ты сейчас мне помоги, хочу панты на еду, на одежду обменять.
— А в Болонь зачем ездил?
— Меняться думал. Разругался.
— С Терентием Саловым хошь обменяться?
— Да.
— На руку нечист, — проговорил Митрофан по-русски и добавил по-нанайски: — Нечестный он человек.
— Помоги, ты русский, ты все понимаешь.
— Русский-то я русский, да в торговле тоже мало разбираюсь, — сознался Митрофан. — Ладно, идем.
Терентий Иванович встретил Митрофана с Пиапоном на крыльце. Услышав о цели их прихода, он радостно хихикнул и залебезил. Бросив беглый взгляд на панты, он стал предлагать муку, пшено, чай, сахар, раскладывал и разворачивал на прилавке штуки ситчика, синей китайской
«Обменял на еду, какой молодец! — восхитился Пиапон. — Значит, с голоду не умрут, от холода тоже спасутся. Молодец, Пота!»
— Терентий, ты не крути, ответь человеку, у него дети… — сказал Митрофан.
— Ты, Митрофанушка, не суй свой сопливый нос куда не просят.
— Будешь крутить, — другого человека найдем. Сколько, спрашиваю?
— Не пугай, не из пужливых — знаешь. Не омману, полную меру получит.
Пиапон остался доволен обменом, русский торговец тоже, оказывается, понимает толк в пантах, материи и продуктов отпустил не меньше китайца. Если русский и за соболя, выдру, белку, лису будет так же щедро отпускать продукты, то Пиапону нечего больше иметь дело с болоньским торговцем, он будет отдавать всю добычу только русскому торговцу. Пиапон возвращался домой радостный.
«А Пота молодец. Молодец!» — думал он по дороге.
Пустовавший правый угол в амбаре заполнили мешками муки, крупы. Оглядывая висевшие связки юколы, занимавшие больше половины амбара, Пиапон мысленно подсчитывал, хватит ли этих запасов еды на зиму или придется ранней весной отбирать у собак их корм — кетовые хребтины — и есть самим, как не раз случалось в прошлые годы. Беззаботная Дярикта не разделяла тревог мужа, она совершенно не думала о будущем, не подсчитывала запасов пищи, да и не умела подсчитывать, потому что в большом доме никогда не занималась подобным делом.
— Хватит еды, — твердила она. — Одни мы, не надо много.
Но Пиапон знал, нынешняя юкола недостаточно провялилась из-за частых дождей, пасмурных дней, может заплесневеть и стать непригодной в пищу. Он несколько раз напоминал жене, чтобы она довяливала некоторые связки юколы. Дярикта нанизывала на жердочки жирные брюшки, спинки, свернувшиеся, как куски бересты, бока и развешивала на сушильнях. В солнечные дни все сушильни в стойбище вдруг наполнялись довяливавшейся юколой, и к ним тянулись руки набегавшихся, проголодавшихся детей, подвыпивших, празднующих конец путины рыбаков; на них тоскливо смотрели десятки пар голодных собачьих глаз.
Проходил октябрь. Няргинцы ловили неводами выходивших из озер сазанов, толстолобов, верхоглядов, ремонтировали охотничье снаряжение: лыжи, нарты, самострелы. Пиапон в свободное от рыбной ловли время готовил себе новые самострелы.
В ноябре наступили настоящие холода, на Амуре и на протоках пошла шуга.
Скоро станет Амур, и охотники отправятся в тайгу, кто за соболем, кто белковать, а слабые старики начнут охотиться на енота, лису и колонка возле стойбища. Охотники группируются в артели по четыре-пять человек на один зимник. Артели чаще всего сколачивались из родственников, и только бездетные одинокие охотники примыкали к другим родам.