Конец большого дома
Шрифт:
— Я больше других добывал пушнины, — продолжал Пиапон. — И я не должен никому.
— Не хочешь платить свою часть долга? — спросил Баоса.
— Какую часть? Ты что-то, отец, заговариваешься. Когда в большом доме долг делили на части?
— Теперь делим. Кету делили?
— Долг неделим. Я не буду платить, — твердо ответил Пиапон.
— Тогда я не хочу с тобой разговаривать, ты ничего из амбара большого дома не получишь. Отец Ойты, ты тоже не хочешь платить долг?
Полокто понял свою ошибку,
— Ты, отец Миры, негодяй! — закричал он. — Ты жил в большом доме, со всеми ел, пил. Ты всегда считался умным среди нас, где твой ум? Ты нечестный человек, ты негодяй! Нет, отец, я не отказываюсь платить долг, я буду платить. Я еще не потерял свою совесть…
— Пиапон, ты ничего не получишь. Уходи.
— Отец, лыжи я сделал сам, подбитый камус — это камус с убитого мною лося…
— Ничего не получишь! Уходи! — взорвался Баоса.
Калпе, весь мокрый, красный, вскочил на ноги.
— Я тоже ухожу, отец! — закричал он срывающимся голосом. — Ага, я буду у тебя жить, вместе пойдем в тайгу.
Баоса ухватился за полу халата Калпе, дернул что было силы и разодрал старую дабу.
— Рви, отец, это ты купил! На, рви! — Калпе снял халат и бросил под ноги. — Что ты делаешь, отец, у него же дети, что они будут есть? Я не женат, не имею детей, я буду ему помогать, потому ухожу из большого дома.
— Уходи! Уходи сейчас же, собачий сын! — Баоса ударил кулаком под зад Калпе и не помня себя закричал: — Уходите, все уходите!
Калпе спрыгнул с нар, не попадая ногами в домашние олочи, натянул их и выбежал из дома. Пиапон молча последовал за ним. Баоса сидел, уставившись в угол. Его душила злоба, голова гудела, как после длительной пьянки, и он медленно приходил в себя.
— Чего же ты нас гонишь, отец? — спросил Полокто. — Мы здесь при чем? Двое негодяев виноваты, а ты на нас на всех напустился.
Баоса не слушал старшего сына, он пытался разобраться в причинах скандала, вспоминал отдельные слова, но не мог сказать, из чьих уст они вылетели. Все перепуталось. Остро побаливало выше правого уха.
«Пиапон отказался платить долг. Панты продал, но долг отказался платить. Торговец просил заплатить весь долг? Зачем весь долг? Нас в большом доме четверо… Он больше всех добывал зверей… Ох, голова… Калпе ушел сам… детей его кормить».
А в это время Пиапон догнал младшего брата, привел в свою землянку и успокоил.
— Не знал, что ты такой вспыльчивый, — усмехнулся он. — Ты совсем как наш старший брат.
— А чего они обижают тебя? Почему не отдают лыжи, нарту, самострелы, одежду? Как же ты в тайгу пойдешь?
— Пойду, я все уже обдумал. Отец прав, все, что находится в его амбарах, — это его собственность, потому что он глава
— Лыжи, нарты, самострелы — это же все твоими руками сделано!
— Сделал их для большого дома, я там жил.
— Неправда, ты сделал их себе!
— Калпе, ты еще молод, многого не понимаешь. Все, что говорил отец, — все правда. Понял?
— Нет, не хочу этого понимать!
— Опять горячишься? Все, что скажет отец, — это закон для нас, мы должны его слушаться, потому что он наш отец. Понял теперь?
Калпе не ответил.
— Куда бы ни ушел, где бы ни жил отец, он всегда останется отцом, запомни это. Пока жив он, мы должны его слушаться.
— Ты мне говоришь одно, а сам делаешь другое. Ты же ругался с отцом.
— Я ругался не с отцом, а с главой большого дома, который держал нас связанными по рукам и ногам. Ладно, хватит об этом. Ты, Калпе, должен вернуться к отцу, ты не должен его оставлять, он уже очень старенький…
— Не вернусь!
— Вернешься. Обязан вернуться. Кормить обязан.
— С какими глазами я вернусь?
— Со своими собственными. На твоем месте я бы вернулся сейчас же.
— Ну и вернись, кто тебя не пускает?
— Не злись, быстро состаришься. Не обо мне разговор. Отца надо пожалеть, ему недолго остается с нами ругаться. Хватит того, что Идари сбежала, мать умерла, мы ушли от него. Хватит. Не замечаешь разве, как он за лето и осень изменился? Он отец, и его надо жалеть. Обо мне не беспокойся, нарту достану или сделаю, самострелы есть, боеприпасы я купил у русского торговца, охотничий участок кто-нибудь уступит. Вернись к отцу, попроси прощения, он смягчится, простит.
— Что я ему скажу? Я же накричал… не помню, как получилось.
— Так и сознайся, что не помнишь. Ну, иди, успокой отца.
Калпе послушался брата, но без особой охоты поплелся домой. Оставшись один, Пиапон лег на нары и задумался. После разговора с отцом его больше всего беспокоило, что он остается без охотничьего участка. Пиапон знал, что нынче не будет белки, потому что не уродились кедровые орехи, значит, на белок никто не пойдет охотиться, беличьи угодья будут свободными. Но Пиапону и не нужны дешевые белки — ему нужны соболи, ценные соболи!
Не так-то просто зажить своим отдельным домом, в хозяйстве требуется всякая всячина, и все это можно приобрести только тогда, когда поймаешь много соболей. У большого дома только один соболиный участок, туда уже не пустят Пиапона. Может, ему примкнуть к Митрофану? Ванька Зайцев приобрел участок у одного охотника из стойбища Джари, хороший участок, соболиный, только согласится ли Ванька взять Пиапона в свой зимник? Переговорить бы с ним, да нельзя: не проедешь по протокам, шуга идет.
Заскрипела дверь на ржавых петлях. Вошел Дяпа.