Конец большого дома
Шрифт:
— А я дома держала, и нисколько не сахарные.
— Ну и дура, если русские в следующий раз привезут картошку, ты храни ее в амбаре.
— Женщины, скорее, а то отец уже злится, — сказала Агоака.
Ножи еще дружнее застучали по столику. Агоака разнесла первые чашечки талы.
— А-я-я, тала из максуна! — обрадовался Баоса. — Где это максунов добыли?
— Это ага принес, он неводом поймал.
— С кем это он ловил?
— Русские помогли ему.
— Где он сейчас, почему не пришел?
— На рыбалку с утра уехал, снасть на калугу проверяет.
Баоса подсолил
В это время вошел Полокто, он хотел было присоединиться к молодежи, но Баоса пригласил его за свой столик. Полокто поздоровался со всеми, принял из рук сестры чашку талы и стал есть.
— А ты, старик, знаешь, чьим неводом Пиапон ловил рыбу? — спросил У.
Старики и молодежь насторожились.
— Чьим бы ни ловил, какое мое дело, — ответил Баоса. — Всю зиму талу не пробовал, а теперь с удовольствием ем.
— Отец, он наш невод брал, — сказал Полокто.
— Наш невод? Из амбара? Агоака, где твой брат взял невод?
— В нашем амбаре. Только, отец, не он сам брал, взял Митропан, а ему помогал доктор Харапай.
— Как ты разрешила чужому в амбар лезть?! — закричал Баоса. — Какой такой еще доктор Харапай? Вор…
Агоака пыталась что-то ответить, но Баоса не давал ей промолвить слова.
— Погоди, чего опять раскричался, — спокойно проговорил один из сидевших рядом стариков. — Узнай толком, тогда сердись. Ты знаешь, твоя внучка, дочь Пиапона, умерла?
Баоса ошалело взглянул на соседа и замолчал.
— Средняя дочка умерла. Ты знаешь, еще сколько детей умерло в стойбище? Не знаешь. Зачем зря кричать. Пиапон спас наших детей, внуков, внучек, женщин: люди без свежей рыбы всю зиму жили, заплесневелую юколу ели, животы у всех болели. Он наловил рыбы, накормил людей. А доктор Харапай у смерти отобрал мальчика, вот кто Харапай, а не вор.
— Пиапон один похоронил всех детишек, картошку выпросил у русских, — вставил слово второй старик.
— Невод взяли русские, это же все видели, — спокойно продолжал старик, глядя ясными глазами на торговца. — Зачем ты напраслину городишь на Пиапона?
— Я повторяю то, что мне сказали очевидцы, — ответил У.
— Какие очевидцы? — спросила Агоака.
— Ладно, тебя не спрашивают, — прервал ее Баоса. — Чего ты лезешь не в свое дело?
Баоса уткнулся в чашку и молча ел холодную тающую во рту талу. Он думал о поступке Пиапона, о том, стоит ли ему поднимать скандал или мирно уладить дело; ведь защищать Пиапона станут все няргинцы, чьих детей он спас от голода и болезней. «Пожалуй, лучше промолчать. Надо предупредить Полокто, чтобы по дурости не начал скандалить, а то уже считает себя жильцом большого дома и может заступиться за свое имущество. Эх, Пиапон, Пиапон, трудный ты мой сын! Что это он еще в тайге натворил?»
Гости ели талу, потом ели мясо и только после этого начали пить принесенную торговцем водку. Пили, как всегда, неторопливо, маленькими чашечками. Несмотря на то, что пили после плотной еды,
— Ты, У, всегда врешь, ты никогда не ходишь в гости без задней мысли, я тебя знаю! — кричал Баоса. — Говори, ты на Пиапона сильно сердишься? За то, что он отказался тебе долг платить? Я заплачу долг, это мой долг, понял?
— Отец, что ты говоришь, отец? — наседал на Баосу Полокто. — Пусть Пиапон заплатит часть долга, мы не будем платить его долг.
— Правильно, Полокто, верно, — хлопал У по плечу Полокто.
— Полокто, ты еще не вернулся в большой дом, ты еще не стал де могдани, я здесь главный. Я твой отец!
— Если Пиапон не будет платить часть долга, я тоже не буду платить и в большой дом не вернусь!
— Как не вернешься?! Ты же слово давал в тайге.
— Давал! Но если Пиапон не будет платить долг — не вернусь.
— Вернешься! Куда денешься! Я тебя, собачьего сына, заставлю вернуться!
— Не заставишь, отец.
— Заставлю! Я все у тебя отбору, понял ты? Я все у тебя отберу, даже ружье и острогу отберу. Детей твоих буду кормить, они сами ко мне перейдут.
Полокто, хотя и был в сильном опьянении, понял, что угрозы отца — не пустые слова. Баосу успокаивали двое стариков, и Полокто воспользовался случаем.
— Дакана! [63] Смотрите, слушайте, как отец разговаривает со мной. Кто я? Не старший ли сын? Почему Пиапона он любит, все прощает, а со мной так разговаривает? Пиапону все дозволяет…
63
Дакана — множественное число от дака.
— Ты вернешься, собачий сын, вернешься! — повторял Баоса.
— Скажи, вернусь, — подсказывал один из стариков. — Данное в тайге слово не должно быть нарушено.
— Долг Пиапона…
— Вернешься, я тебя заставлю! Все отберу!
— Вернусь, отец, вернусь, — забормотал Полокто. — Только Пиапон тоже пусть возвращается.
Торговец прислушивался к перебранке отца с сыном, подливал водку в чашечки, разговаривал с молодыми охотниками, расспрашивал об охоте, шутил, он делал свое торговое дело.
«Пиапон не наказан, ну что ж, придет время, своими руками накажу! — клялся он. — А ты, Баоса, — крикун, завтра же будешь наказан, тебе еще долго жить, и пока жив, со мной будешь иметь дело. Я тебя научу вежливо разговаривать».
Торговец поил охотников, сам для виду только пригублял чашечку и оставался совершенно трезвым. Он уже знал, с кого сколько драгоценных шкурок получит, какую часть долга снять, подсчитывал в уме, сколько товара отпустить тому или другому охотнику. Торговец У знал каждого своего должника в лицо, был знаком с его женой, с детьми, он лучше своего должника знал, в чем нуждается его семья, сколько ему требуется продовольствия и одежды. Он больше разговаривал с главами семой больших домов, говорил им много приятного, щекотал их самолюбие и не забывал им подливать в чашечки. К молодым охотникам подходил только тогда, когда ему нужны были сведения о добыче: водка быстрее развязывала языки молодым.