Конец охоты
Шрифт:
— Выпьем, братья!
— Разве тебе можно, рабби? — спросил Иоанн.
— Теперь все можно, ибо скоро наступит завтра. Простим друг другу грехи, и заключим новый союз, и скрепим его сладкой кровью, моей кровью! Пейте, друзья!
И все выпили вино, и многие были слишком пьяны, чтоб обратить внимание на слова Иисуса.
И близилась полночь, когда собравшиеся пропели псалом, завершив трапезу. И, поднявшись из-за стола, они отправились прочь, за пределы города. Здесь, за Кедронским оврагом, была небольшая лимонная роща, прозываемая Гефсиманским садом. Здесь ученикам
Лунный свет раскрашивал листья струящимся серебром. Меж ветвей таилось безмолвие, полное застывших в оцепенении букашек, жуков и яркокрылых бабочек, полное намаявшихся за день пичуг. Лишь где-то неподалеку мерно журчал ручеек, которому вторили шепотом звездные потоки. Но их стройные негромкие голоса ничуть не нарушали тишину, медленным опахалом мешавшую черноту с холодным блеском небесных светил.
По повелению Иисуса большая часть учеников осталась у невысокой стены, отгораживавшей Гефсиманский сад от соседних участков. Учитель взял с собой лишь своего любимца Иоанна, Иакова, старшего из братьев и… Верно, он желал позвать Фому, но тот исчез вслед за своим посланцем. И потому Иисус поманил пальцем Симона Петра. Шева послушно присоединилась к Иоанну и Иакову. Прочие ученики остались стоять на месте.
— Ждите, — сказал им Иисус. — Я хочу говорить с Богом. Я должен испросить у Него совета — что делать дальше. Лишь трое могут присутствовать при этом. Ждите…
Ученики послушно уселись на траву подле ограды, а Иисус и его спутники прошли в сад. Ночь вступала в свою последнюю часть, наливаясь сгустками темноты, которым предстояло вступить в борьбу с розовыми лучами зари — предвестниками животворящего солнца. Иисус взошел на пригорок, указав спутникам на землю у своих ног. Те послушно уселись. Иисус улыбнулся, как показалось Шеве, через силу. Лицо его, вырываемое из тьмы косыми лучами луны, казалось мертвенным.
— Вот и настал час истины! — прошептал Учитель. — Час, когда решается все. Час, когда должно обратиться к Богу. Внимайте моим словам и не давайте сну сомкнуть ваши очи! Я нуждаюсь в вашей силе.
— Мы покорны твоей воле, рабби! — ответил за всех Иоанн.
Иисус кивнул, давая понять, что не ждал иного ответа, и обратил лицо к небу. Он долго молчал, а потом из уст его вырвался негромкий шепот, перерастающий в крик! Сын человеческий говорил с Миром, пытаясь обрести чрез него силу для грядущей муки. Он тешил себя тщетной надеждой избежать этой муки. Он взывал…
Шева знала, что его призыв не будет услышан. Наивен тот, кто связывает свою судьбу с тем, чего просто не существует, вверяя жизнь и смерть Высшей воле, а на деле бросая их на равнодушные весы случая. Шеве было жаль этого человека, обладающего силой, непостижимой для разума, но вместе с тем слабого, как может быть слаб ищущий покровителя, чтобы взвалить на его плечи груз своих страхов и смятений. Ей было жаль его, но ничего нельзя было поделать.
Тягуче бежали
— Симон, ты спишь?
— Да! — откликнулась Шева, встряхивая головой, чтобы сбросить с себя дрему. — То есть нет!
— Так да или нет?!
— Нет! Теперь точно нет!
— А ты, Иаков? Ты, Иоанн?
— Они уснули, — после паузы сообщила Шева.
Иисус тяжко вздохнул.
— Слаб дух человека, подверженный соблазну сладости пищи, питья, плотских страстей и сна. Сон — ужаснейший из грехов, Божья кара, низвергнутая на человечество. — Иисус умолк и поманил Шеву. Та поднялась с земли. — Ты видишь эти стены?
Длань Учителя указала на четко очерченную звездным небом стену Иерусалима.
— Да, рабби.
— Когда-то они были выше, но время и людские пороки вогнали их в землю. Время и людские пороки… Когда-то был выше и ты, Симон. Прошло время, но совсем немного. Какие же недобрые поступки вогнали твои стопы в зыбучий песок порока? — Шева не ответила, и Иисус настойчиво повторил: — Какие, Симон? Или не Симон? Ведь ты не совсем Петр? — Шева кивнула, на что Иисус усмехнулся: — Я бы даже сказал: ты совсем не Петр. Что случилось с Петром?
Шева замялась, но потом сказала правду, вернее, почти правду:
— Он утонул, пытаясь спасти себя.
— Лжешь! Петр не бросился бы в воду даже ради меня. Больше всего на свете он боялся воды. Словно кот, никогда не видевший моря! Когда я крестил его, он дрожал мелкой дрожью.
Учитель испытующе посмотрел на Шеву. Та, поколебавшись, решила открыть всю правду:
Он напал на Пауля, на человека, спасшего тебя. И Пауль убил его.
— Трудно представить, чтобы хрупкий юноша совладал с богатырем, каким был Петр.
— Пауль победил его в воде.
— Тогда ясно. А кто в таком случае ты?
Шева вздохнула и твердо приняла взгляд Иисуса.
— Я человек. И я не желаю тебе зла.
— Что тебе нужно?
— Твоя сила. Та великая сила, которой я не могу дать объяснения.
— Ты хочешь завладеть ею?
— Нет, мне только приказано проследить, чтобы она не попала в недобрые руки.
Лицо Учителя помрачнело.
— Ты говоришь о Фоме?
— Нет. Фома — сущий ягненок в сравнении с тем человеком, который охотится за твоей силой и за которым охочусь я.
— Кто он?
— Человек. Но очень сильный. Самый сильный, какого только можно представить. Почти как ты.
— Я слаб, — прошептал Иисус. — О, как я слаб! Но всем кажется, что я исполнен силы. Но это лишь кажется, лишь… — Голос Учителя пресекся. Он кашлянул и устремил взор в черную даль сливающегося с землею неба. — Где он? Я чувствую его! Вот уже несколько дней я чувствую его присутствие!
— Он где-то рядом с тобой. Но он изменил лицо, и никто не может узнать его.