Конец Пути

Орлеанский де Грегор

— Х — хорошо, мой генерал, — вырвалось у Эшфорда, перед тем как он покинул помещение.

Генерал зря времени не терял. Он протёр свою форму от любых пятен и дорожной пыли. Нацепил все награды и ордена, когда — либо выдаваемые ему. Генерал так же взял свою золотую офицерскую саблю. Спрятав свой револьвер во внутренний карман, он положил во внешний свои письма и покинул кабинет.

Едва он вышел, на него тут же уставились дуло двух винтовок. Они смотрели ему в глаза. А полковник Аккерман стоял между них, крайне взволнованный.

— А, полковник

Аккерман. Чем обязан такой честью? — с иронией сказал генерал, глядя на два дула винтовок.

— Вы арестованы по подозрению в государственном перевороте и губительных для армии военных операциях. Мне приказано сопроводить Вас в тюрьму.

— Приступайте, солдаты, — без капли сомнения или страха в приказной форме сказал тот солдатам. Один двинулся к нему и, приглушив голос, прямо спросил:

— У Вас оружие есть?

— Да, — он вытащил кобуру из внутреннего кармана и протянул тот солдату.

— Прошу Вашу саблю.

— Если позволите… Я прошу Вас оставить мне её. Клянусь, что не буду предпринимать попытки кого — либо зарезать.

Солдат глянул на Дункана, и тот утвердительно кивнул. Вот так и покинул генерал свою Ставку… В сопровождении почётного караула. Он увидел два тела, сложенных у стенки, и воскликнул:

— Они были невинны, Аккерман. Их кровь на Ваших руках.

— Они пытались препятствовать аресту. Мой долг был устранить эту проблему, — сухо ответил тот.

— Как легко Вы устраняете проблемы, полковник.

У Ставки осталась половина министерского батальона. Остальные сопровождали генерала по пути в тюрьму. Он шёл, напевая себе под нос гимн Республики… Кое — кто из солдат подхватывал, но тут же получал приказ прекратить.

На Эшфорде не было лица. Он был верен Республике ровно столько, сколько был верен своему генералу. И мысль о том, что теперь ему придётся казнить этого святого человека, который всю свою жизнь потратил на борьбу с тиранами, никак не могла ужиться в его голове.

Аккерман наоборот, ликовал. Ведь он давно метил выше звания полковника… И что тут говорить! Теперь всё получалось… Но не так, как он планировал. Из мирного протеста для отвлечения внимания Филипп Август сделал настоящую революцию. Да и перспектива сдать город противнику его вовсе не устраивала. Но всё же он ликовал, ведь теперь ничто не преграждает ему путь на вершину армейской иерархии.

О, вы наверное давно догадались, что тот мятеж на станции организовал Аккерман… Он послал неверный приказ тем солдатам, из — за чего они так сильно привлекли к себе внимание. Эти диверсанты должны были разведывать обстановку, а не вступать в открытый бой.

Да и караульных он убил только для того, чтобы они не могли как-либо попытаться защитить генерала-фельдмаршала. Полковник Аккерман всю жизнь вёл двойную игру, и ему было не привыкать. Но внутри у него всё сжималось и дрожало от страха. Одна промашка, и он будет казнён за измену, а вся его семья посажена в тюрьму.

И в сговоре с Филиппом Августом он начал участвовать ещё давно. Всё

это время, выступая первейшим из первых советником генерала, он рыл под ним землю, чтобы в нужный момент нацепить петлю на шею. Хоть и сейчас будет крайне трудно, а вернее невозможно удержать столицу, он уже строил планы по её повторному захвату. Конечно, ведь кого ещё, кроме полковника Аккермана, могут сделать командующим гарнизоном бывшей столицы. Вот так и бывает в жизни. Тебя предаёт тот, кому ты больше всех доверял.

Он понял, что надо делать. Перед тем, как генерал успеет что-либо сказать, его нужно убрать. А следом и Эшфорда, чтобы он не мешал его триумфу своими сведениями. Ведь ближе всех к своему генералу был только его адъютант. Аккерман решил, что надо убрать генерала первым.

На полпути они остановились. Внезапно для всех Аккерман вымолвил:

— Всё. Дальше мы не пойдём.

— Как Вас понимать, полковник Аккерман? — удивлённо сказал капитан Дункан.

— Всё закончится здесь. Постройте солдат в шеренгу, капитан, — он обернулся к генералу: — генер… по приказу премьер — министра Кадэра, Вы лишаетесь всех воинских и политических званий. Потому, господин Август, я попрошу Вас встать к тому дереву. Если хотите, мы завяжем вам глаза.

— Не стоит. Я всегда смотрел в лицо своей смерти. Пусть так будет и сейчас. Прошу, Аккерман, передайте… Передайте это моему дяде, Филиппу Августу. Скажите, что я люблю его, несмотря ни на что, — он вытащил из кармана письмо и передал его Аккерману.

— Передам.

Генерал шёл к месту, которое станет его могилой. Это был красивый древний дуб, который рос здесь с незапамятных времён. Генерал прокручивал в памяти самые счастливые моменты своей жизни… Он был молчалив и суров, и именно таким он предстал перед своими палачами.

Щёлкнул затвор. Солдаты вставляли магазины в винтовки. Аккерман вытащил свою саблю, чуть ли не в полтора раза короче, чем у генерала…Генерал глядел на них, приговаривая:

— Я прощаю Вас, солдаты. Вы лишь исполняли приказ.

— Готовсь! — воскликнул Аккерман, подняв саблю вверх. — Целься!

Время вокруг замерло. Генерал стал единственным человеком во всём мире. Ему казалось, что где — то там, далеко далеко, его ждёт смерть от расстрела. А сам он был… Счастлив. Счастлив, что наконец как следует отдохнёт, что не придётся заботиться ни о чём. Никакой войны, политики, разочарований, опасности. Сплошная умиротворённость и счастье.

Как тут… Эшфорд встал перед ним. На вопросительный взгляд Аккермана он ответил:

— Это всё неправильно и безрассудно. Я не позволю! — закрывая своим телом генерала, воскликнул Эшфорд. Затем он повернулся к генералу, и глянул тому прямо в глаза, чего раньше никогда не делал.

— Эшфорд… Я прошу тебя…

— Прощайте, мой генерал, — он схватил того за руку.

— Пли!

Эшфорд упал мёртвым. Его глаза до сих пор были открыты, и он глядел в глаза генералу. Такой откровенной приязни давно не видывал свет.