Конец войны
Шрифт:
Глава 4
Я ощутил связь с этим шлейфом. Она была неприятной, тревожащей, вызывала брезгливость, словно я опускаю руку в гадкую субстанцию. Хотелось высунуть руку, отмыть и больше никогда и ничего не иметь общего с этой грязью.
Я чувствовал зло, которое идет от этих эманаций, частью которых я и сам теперь был, словно подключился, как по блютузу. И отключиться не получалось. Я мог бороться, отказывался подчиниться этой энергии, мог даже и дальше существовать, но связь прервать нельзя… На дистанции нельзя. Но уничтожив
Однако от проблем не убежишь, их можно только отсрочить, но без решения не обойтись. Мне было противно осознавать себя частью абсолютного зла. Ведь, будучи в связке со злом, я и сам становлюсь частью скверны.
И мне нужно эту проблему решить.
— Приди ко мне и служи! — раздавалось в моей голове.
Я в очередной раз немного прикусил губу, болезненно сжал кулак, перенаправляя внимание на физические ощущения, и… Голос исчез. Пусть все еще была нить, связывающая меня с этим нечто, со злом, но я могу всему этому противостоять.
Я ясно знаю — мне нужно убить того, кто убил советского бойца, оторвав ему голову. Нашему воину, который не в бою отдал свою жизнь, а тварь забрала у парня будущее.
Нашего… Я же попал в Советский Союз? Вернее, пока еще на немецкие, прусские территории. А о том, что эти земли скоро станут советскими окончательно, пока что знал только я. Или не станут, так как история может пойти иным путем? Или не только я об этом знаю. Будто на быстрой колеснице пронеслись мысли, после которых оставалось только две: убить то, что находится на другом конце шлейфа скверны, и поесть. Но убивать хотелось больше. Вот только сил пока недоставало даже для быстрого бега.
Обнаружив неподалеку поклажу бойца, я забрал её, не думая, правильно ли это, пусть мысленно и попросил разрешения у него. Даже через материю, из которой был сделан вещмешок, даже через жесть консервных банок я чуял еду.
Схватив мешок, я быстро, но не с такой скоростью, какую недавно демонстрировал в бою с существом, ушел вглубь сада. На ходу механически и удивительно ловко развязал завязки на мешке, извлёк оттуда начатую буханку хлеба.
— Мля… Вкусно же! — не мог сдержать я восторга от, казалось, самого вкусного хлеба за всю мою жизнь.
Да простит меня мама, которая пекла превосходный хлеб и пироги!
В какой-то момент пришлось приостановиться и разбить банку с тушенкой какой-то арматурой, а после отогнуть её стенки руками. Не озаботился я ни ножом, чтобы элементарно открыть тушенку, ни более существенным оружием. Впрочем, пока мне оружие не нужно. Мало того, что я сам могу защититься, и без ножа, так ещё стараюсь не нарушать закон. Если я бы взял винтовку у обезглавленного бойца, то как бы это могло быть расценено властями в условиях военного положения? А с властями в любом случае нужно идти на контакт, социализироваться.
Я не делал более остановок. Шлейф моей связи с существом уходил дальше. Редко так в жизни бывает, когда разум и рациональный анализ
Выход из-за поворота колонны солдат для меня не был неожиданным, пусть и бойцы, численностью примерно до роты, могли застать меня в такой ситуации, когда и спрятаться почти что негде… Только мусор вокруг да глухая стена длинного дома.
Я не собирался пока ни с кем вступать в контакт. Есть цель — решить вопрос с тем, кто пытается меня контролировать, кто удерживает незримую нить, или, что скорее всего, сам является заложником нашей связи. Потому именно я должен найти своего антагониста, чтобы он меня не нашел, когда я не буду готов к встрече.
Так что я среагировал на появление солдат моментально и схоронился, скрючившись, за кучей мусора. В поле зрения было еще одно место, чтобы там спрятаться, и я мог бы успеть пробежать метров сорок до еще большей кучи обломков, основу которой составлял большой кусок обвалившейся стены. Вот только, если кого и будут искать, то именно там, так я рассудил.
— Рота! Стоять! — приказал капитан.
Я закрыл глаза от негодования. Ну как же так? Вещмешок лежал в паре метров, от меня и офицер направлялся именно к нему. Когда я укрывался в своём убежище, вещмешок был рядом. И тут… Порыв ветра. Это что? Против меня ещё и природа играет?
— Сидоренко, Пырх, Ромашкин. Ко мне! — скомандовал тот, и я услышал, как из колонны выбегают трое бойцов.
Капитан, высунув из кобуры пистолет, взвёл курок и лязгнул затвором, досылая патрон в патронник. Он шёл прямо на меня, и больше всего сейчас мне хотелось остаться незамеченным, испариться. Сил на то, чтобы сбежать, ещё было недостаточно. Я вжался в стену, через которую, увы, проходить я не умею. Напротив уже был капитан. И нет пространства для побега.
Не хочу вот так идти на контакт. Пока я объясню, что меня лучше отвести к тому майору госбезопасности, успеют даже и расстрелять. Ведь я сейчас больше всего похож на дезертира.
— Товарищ капитан, — обратился к офицеру подбежавший боец. — Это вещмешок… Нашего бойца. Его фамилия…
Я видел. Не чувствовал, а именно видел, смотрел на капитана, который водил пистолетом из стороны в сторону, крутясь вслед за оружием. Он должен был увидеть меня, ведь капитан смотрел именно в то место, где я… Слился с тенью стены дома.
Нужно ли удивляться? Или пора уже принимать все происходящее со мной, как данность. Да нет, пора уже работать с новыми вводными, если я хочу выжить. Оказывается, я умею прятаться в тени! Пусть так. И это поможет мне в дальнейшем.
— Товарищ капитан, прикажете рассредоточить роту и прочесать улицу? — спросил подошедший к взбудораженному офицеру старший лейтенант.
— Нет, у нас предписание выйти к порту. Командуй, старлей, идём дальше, — сказал капитан, глядя прямо на меня, но не замечая.