Конец войны
Шрифт:
— А Якут с дедом не с тобой, командир, жили? — поинтересовался я у боец в форме старшего лейтенанта НКВД.
— Нет, — ответил я.
Игнат был старлеем, я — капитаном. И закрадывались такие мысли, что подобные звания могут у нас появиться официально. Хотя, из прошлой жизни знаю, что даже при особом желании, наделить вчерашнего рядового офицерским званием — весьма затруднительно. Всё равно необходимо написать какие-то бумаги, руководствоваться какими-то правилами и законами. Но, да не мне об этом думать. Уверен, если моя польза для государства будет
Вскоре, после нескольких забористых матерков от водителя, на двенадцатый раз прокрутки стартера, наш Студебекер завёлся, и мы поехали в сторону реки Сож.
Когда мы гуляли по парку, я заметил понтонную переправу буквально в километре от себя. Конечно, никаких мостов через реку не сохранилось, но на то, чтобы их отремонтировать или отстроить заново, банально не было ни времени, ни сил, ни инженеров со строителями. Последние, я уверен, все призваны на службу. Инженеры нужны в войсках.
Не без труда, но мы проехали понтонную переправу. Мне казалось, что в какой-то момент грузовик может упасть в воду, настолько было скользко и опасно передвигаться. Но водитель был опытным, сдюжил, и мы направились на юг. Карту Гомеля, а также тех мест, в которых нам придётся проходить краткий курс обучения, или, скорее, знакомство и боевое слаживание, я изучил досконально. Так что быстро понял, что мы ехали в сторону деревни Севруки и Чёнки.
— Приехали! — сказал сопровождающий нас младший лейтенант НКВД.
Он первым спрыгнул с грузовика и осмотрелся. К нам сразу же подошёл наряд из бойцов. Удивительным образом, но они были даже в броне, каждый с ППШ, в белых с пятнами маскхалатах. В стороне я увидел два пулемётных гнезда, а также оборудованный ДОТ. На искусственно сооруженном бугре стояла зенитка. Вполне серьёзное вооружение, если учитывать, что это лишь центральные ворота въезда на Базу, находящуюся глубоко в тылу. Мы спрыгнули с машины, старший офицер наряда принял документы, что-то черканул в журнале, нас обыскали. И только после этого по одному, с интервалом в пять шагов, нас запустили на Базу.
Встречал часть группы старший лейтенант Вороной.
— Туман со мной, остальные за младшим лейтенантом, — строго сказал старлей.
База представляла собой частично разрушенные кирпичные здания, деревянные дома, было видно, что они сколочены буквально недавно, чуть в стороне располагалась спортивная площадка, а больше ничего не было видно. Скорее всего, было здесь и стрельбище, возможно, полоса препятствий. Словом, абсолютно ничего выдающегося, что могло бы привлечь особое внимание.
Зайдя в один из деревянных домов, я увидел сидящего за большим массивным столом, обложенного бумагами, комиссара госбезопасности Сенцова.
— Старший лейтенант, ты свободен! — скомандовал Сенцов, выпроваживая Вороного и указывая рукой мне на стул напротив себя.
— Здравия желаю, товарищ комиссар госбезопасности, — по-уставному
— Рассказывай! Как прошли два дня? Что скажешь об Ольге? — сходу спрашивал Сенцов.
— Вот! — сказал я и протянул четыре листа, списанных мелким почерком. — Здесь отчёт по всем действиям, ситуациям, потраченным деньгам.
Сенцов поднял на меня взгляд, прикусил губу, и стал рассматривать, будто видел в первый раз.
— Ты о себе вспомнил что-нибудь? — после продолжительной паузы спросил комиссар госбезопасности.
— Никак нет, — отвечал я. — Знаю то, что было до меня доведено вами.
— Так откуда, твою мать, у тебя повадки командирские? Какой к хренам отчёт? Как рядовой до этого додумается? Да я по первым строчкам вижу, что пишет человек, который, как минимум, знает, как писать такие бумаги! — закричал Сенцов.
Я стойко и хладнокровного выдержал этот крик, почти не обратил внимания на ту энергию, которая стала расползаться от комиссара госбезопасности. Мне нечего было ему ответить.
Я продумывал модель своего поведения. В какой-то момент даже предполагал, что могу обманывать и себя, и командование, отыгрывая роль дурачка, такого, который интенсивно учится и уже скоро становится матерым оперативником.
Вот только подобная тактика также не выдерживала никакой критики. Дурачок не может командовать особым уникальным подразделением, которое, как я был уверен, уже сформировано. Более того, игры в человека, который понятия не имеет о воинской службе, не знает основных принципов составления документов и формулировок к ним — это будет затруднять работу для всех. А еще сильно преуменьшать и мою значимость и мой авторитет. Так что в данном случае ничего не оставалось, как, по сути, идти ва-банк. Да, я немало знаю о службе, умею составлять рапорт и докладывать. Откуда это у меня? Если не объяснять, что я человек из будущего, так и без понятия что откуда берется.
— Я быстро соображаю, у меня открылись особые возможности работать с памятью. Я видел те документы, которые составлял командир моего батальона, я уже имел удовольствие работать с вашими документами, — говорил я. — Так и учусь.
Единственное, чем могу я прикрываться в данном случае — это напускать туман на свои способности. В конце концов, я и есть Туман!
— Если у тебя такие возможности… — Сенцов задумался. — Так, может, большую пользу ты принесёшь стране, если будешь заниматься наукой? Бомбу какую изобретёшь, или ещё чего…
Я даже слегка испугался. В науке я был так себе… Почти никак. Хотя в школе учился отлично, да и после… Но ученый — это человек особого склада ума, быта, отношения к жизни. Впрочем, строение ядерной урановой бомбы, как и некоторые проблемы, с которыми должны были столкнуться советские учёные на пути создания этого оружия, можно вспомнить. Память, действительно, у меня стала намного лучше. Если сфокусируюсь на какой-нибудь проблеме, то всплывают прямо фотографии из текстов учебников или кадры художественных фильмов.