Конец войны
Шрифт:
Гомель был расчищенным от завалов, чистым, ни кирпичика не валялось, ни бумажки. Только нужно было бы добавить, что расчищен он был ещё и от домов и разного рода зданий, которые в обязательном порядке должны встречаться в центре областного города. Не сказать, что люди ходили в рубище, но большинство людей о моде, даже об опрятности явно не думали. Хотя и встречались барышни в достаточно лёгких, по погоде, платьях, несколько мужчин выглядели вполне респектабельно, как по нынешним меркам. Но большинство встреченных нами мужиков были либо в солдатских одеждах, по крайней мере частично.
Несмотря
Мы прогуливались от вокзала в сторону главной достопримечательности города, парка с большим дворцом Румянцевых-Паскевичей.
— Ой, гляди, мороженое продают! — словно маленький ребёнок выкрикнула Ольга, дёргая меня за руку.
В этот момент я почувствовал себя отцом, вышедшим погулять с дочерью. И это чувство мне не понравилось. Не отцовское отношение у меня к барышне, это явно иное.
— Иди и купи себе мороженое! — сказал я.
— Я? Сама? — удивилась Оля.
Я не стал уточнять, чему именно она возмутилась. Но пошёл и купил лакомство. В конце-концов, нам нужно поддерживать легенду любящей семейной пары. А то ещё те два отвратительно работающих топтуна, что топорно за нами следят, запишут в своих отчётах неправильное. Мол, Туман, плохо отыгрывал роль любящего мужа.
Насколько же в Советском Союзе много доверия! Продавщица взяла вафельную пластинку, совочек, мазанула мороженым на вафлю, прихлопнула её другой вафлей, и вот такой вот сладкий бутерброд передала Ольге. Я же, в свою очередь, дал продавщице аж сто пять рублей. И кто его знает, сколько именно должно быть мороженого, какого размера обязана быть вафля? Но цена неизменна, а весов, чтобы взвесить, сколько именно нам дали мороженого, здесь не было. Но никто не станет возмущаться, все же в норме.
— А ты почему себе не купил мороженное? — жадно поедая лакомство, спросила Ольга.
— Потому что — это четыре буханки хлеба по карточкам или почти целая буханка артельного хлеба, — ответил я.
— Вот прям и есть расхотелось, — сказала Ольга, глядя на мороженое уже не с восхищением, а чуть ли не с ненавистью.
— Я больше мяса хочу, а сладкое не люблю, — сказал я.
Если мороженое продаётся, значит, это кому-то нужно. Значит, есть те люди, которые его покупают, иначе не было бы никакого смысла в торговле. Весьма возможно, что ближе к вечеру людей становится больше, и даже выстраивается очередь за мороженным.
— А в Ленинграде… — было хотела сказать Оля, но передумала.
Настроение немного испортилось, и мы мирно, отсчитывая шаги, шли в сторону Гомельского парка. Хотелось немного иной картинки, где не было бы полуразрушенных зданий, а деревья утопали бы в зелени. Краем зрения я заметил, как
От вокзала до парка было не больше двух километров, которые мы прошли, даже не заметив. На входе в парк стояла бочка с пивом, — ещё одно свидетельство мирной жизни. Я не ценитель этого напитка, более того, мой организм явно протестует против любых напитков, не несущих в себе пользу. Зачем же тогда рисковать, вдруг крепкий алкоголь, или даже пиво повлияют на мою сил?
— А здесь скоро станет красиво! — сказала Оля, когда мы гуляли по парку.
— Обязательно! — сказал я, также отмечая, что парк был неухоженный, будто бы недавно выровненное кладбище.
Лежащие в сторонке деревянные березовые кресты ответили на все мои вопросы. Логично, что в парке не хоронили советских солдат, а вот немцы могли это сделать. Да и кресты… Красноармейцам не ставили кресты. Более того, я почувствовал эманации Альфы. Нет, не скверны, хотя Сила, что тут была наполнена болью и ненавистью. Наверное, на кладбище всегда так. Нужно будет как-нибудь провести эксперимент с посещением… Может я некромант какой? Боже упаси!
— Ты тоже это чувствуешь? — спросила Ольга.
— Пошли отсюда! — сказал я, увлекая Олю за собой. — Тяжело тут, а я хочу легкости рядом с тобой.
Вот захотят парень и девушка, питающих друг к другу симпатии насладиться общением, но чтобы так… забыться о войне, о сложной экономической обстановке, тяжелом быте, так и не найдётся ни одного романтического места в городе. Думаю, что это не правильно. Но… как есть.
Гулять резко перехотелось, так что мы направились в сторону базара, до того спросив у пробегавшего мимо мальчишки, где находится главная торговая площадка города. Базар был недалеко, рядом с вокзалом.
Тут кипела жизнь. Люди продавали, казалось, все. Книги, сапоги крепкие и даже дырявые, валенки, хотя на дворе солнечно и тепло… картины, чемоданы и сумки, отрезы ткани и многое другое, что было в домах у людей. Но отдельно стояли под навесом «мясники», вокруг которых крутились коты, дети, стояли и принюхивались взрослые.
Когда мы шли по мясным рядам базара, у меня чуть не вырвалась фраза: «Сталина на вас нет!» Вот только, Сталин как раз-таки и был, а совесть не у каждого человека, как и во все времена. Некоторые продавцы мяса вели себя так высокомерно, будто они графья, а вокруг холопы. Правда тон резко менялся, как только ушлые торгаши замечали человека, способного купить по таким конским ценам мясо. Тут графья сами становились челядью, лишь бы кто купил их скоропортящийся товар.
Мясо, куры, яйца, рыба, картошка, хлеб — всего здесь было вдоволь. Однако, некоторая специфика прослеживалась. К примеру, свинины и говядины практически не было, а там, где она была, то стоила аж пятьсот рублей за разруб с костью — скорее это было суповым набором, чем куском мяса. В большей степени же мясная продукция была представлена бараниной, а колбаса в основном продавалась конская. Здесь же торговали тушёнкой, в основном американского производства, рыбными консервами. Словно имелись прямые поставки с армейских складом. Или так оно и было?