Контракт с подонком
Шрифт:
Дочка у меня будет...
– Ну, давай, тогда, собираться? Поедем отхватывать... любви.
Мелания выбирает платье, обтягивающее живот. Потому что если не обтянуть, ничего еще не видно почти. Сегодня у нас каминг аут. До этого мы скрывали.
Едем к Одинцовым, сегодня все там.
Встречает сам Андрей Григорьевич. Он наш семейный протектор. Имеет юридические полномочия наложить вето на любые наши подписи и решения, если сочтет, что они были сделаны под давлением. Бабушка так оформила наши права. Это наша безопасность.
Мелания отстаёт, отдавая корзину с турецким десертом домработнице.
– Вы ещё не устали от паломников, Андрей Григорьевич?
– нахально срываю крупную ромашку с клумбы.
Улыбается...
– Наш дом - ваш дом.
Императрица в саду на инвалидном кресле. Сильно похудевшая, сдавшая, но все ещё стальная. Ходить может только под руки. Пострадал мозжечок, с равновесием теперь не лады.
– Софья Алексеевна!
– торжественно вручаю ей ромашку.
– Опять с клумбы сорвал, балбес?
– Yes of course! Так романтичнее...
– Романтичнее ему...
– скептически ворчит.
Однако, задумчиво нюхает ее.
– Не пахнет...
– расстраивается.
Запахи у нее тоже не восстановились.
– Ну и выкиньте тогда.
Разворачивает рычагом кресло. Отъезжает от меня к дому.
– Катерина, - зовёт горничную, стоящую поодаль.
– Поставь в комнате у меня... В вазу... Внук мне подарил...
Эпилог от Мелании
Стоя у белоснежной ротонды в центре сада Одинцовых, издали наблюдаю за всеми, разговаривая по телефону.
Макс с Яном больше по привычке все ещё шифруются от старших и курят за стеной из туй, пряча сигареты в кулаки.
И над чем-то ржут как мальчишки, закашливаясь дымом.
– Аха-ха-ха!
Улыбаюсь их раскатистому хохоту, прислушиваясь к себе.
Раньше, меня бы скорее зажал громкий мужской смех рядом. Мне автоматически казалось, что это надо мной, в мою сторону... Но я больше не чувствую себя гадким утёнком, хотя, белой вороной - до сих пор. Но это мне никогда не мешало жить. Не мешает и сейчас.
Парни машут мне руками “иди сюда”.
Отрицательно кручу головой, тыкая пальцем на телефон.
С другой стороны от меня, в беседке сидит Светлана Александровна с Ромочкой в коляске. И рядом, не заходя, сложив предплечья на стенку беседки возле нее, стоит Александр Викторович.
Красивый, в светлом костюме и грустным взглядом.
Не пускают его "внутрь". Только "рядом". Срывает, как обычно делает Максим, цветок с вьюна, обвившего перголу и протягивает ей.
Улыбнувшись,
Оттаивает потихоньку...
Мы все боимся шелохнуться в ожидании, когда она оттает окончательно. И все вернётся на свои места.
Отворачиваюсь, не желая подсматривать за их эмоциями. Светлана Александровна тут же морозится, если кто-то становится свидетелем сближения. Особенно - Ян! Он тоже в немилости у мамы. За попытки влезть и дать свои комментарии.
Татьяна с матерью идут в сторону беседки к Аксеновым.
Ну зачем?!
– злюсь на них.
Таня скоро выходит замуж. Мы приглашены. Жениха я не знаю. Намного старше ее. Всё как она любит. Статусный брак...
– Когда же мы станем свидетелями примирения Аксеновых?
– как бы добродушно и гостеприимно разводит руками Одинцова старшая.
– Мы все в томлении.
Добродушно, но не совсем... не совсем... Я ловлю какой-то неприятный провокационный оттенок. Едва ощутимый.
Insensible! Indеlicat! Бестактные!
Влезли всё-таки! Пришли и всё сломали!
И Светлана Александровна, словно защищаясь, берет на руки Ромочку из коляски.
– Прошу прощения, - вежливо и натянуто улыбнувшись, - нам нужно срочно переодеться...
Сбегает от разговора. Выходит из беседки по направлению к дому.
Потом застывает, оборачивается.
– Саша, возьми мою сумку, - стреляет взглядом на коляску.
Извинившись, он сбегает следом за ней от расспросов.
Выдыхаю. Сломали, но не всё.
Перевожу взгляд дальше, на дом.
Лаура у мольберта, на террасе. С ней рядом переносная колонка, играет лёгкая музыка. Лаура рисует профиль деда. Одинцов с террасы смотрит в сторону Софьи Алексеевны, как величественный седой коршун. Софья Алексеевна не одна там, в саду у пруда...
Несчастный случай с инсультом совершенно неожиданно вдруг обнажил их очень близкую связь. Он, не вступая в переговоры и игнорируя ее слабые попытки призвать к приличиям, категорично забрал после больницы Софью Алексеевну к себе. Навсегда.
Это так... щекотно наблюдать за ними. И чуть менее больно, чем за Аксеновыми. Хотя тоже чувствуется там своя драма…
Но когда он нечаянно роняет “Соня” в сторону Императрицы, мое сердце тает и умиляется.
– Мелания Алексеевна? Вы меня слушаете?
– приводит меня в себя голос Валентины в ухе.
– Да-да... Ещё раз, пожалуйста.
– ... Они хотят видеть Данилевских на открытии своей галереи. И на аукционе. Они хотят, чтобы первая ваша официальная фотосессия в... "положении" была на их событии. Что мне ответить?
Валентина как и холодное оружие императрицы перешли нам "по наследству".
Набалдашник трости, в виде серебряной львицы с изумрудными глазами. Я его наконец-то рассмотрела...
– А они могут быть нам чем-то полезны?
– Они готовы нам быть чем-нибудь полезны.