Контракт со смертью
Шрифт:
Освободив Лизу, Семенов вновь взял пистолет и повернулся к Жуку. Оказывается, он развязывал Лизу не только чтобы освободить - это можно было бы сделать и чуть позже, - но и для того, чтобы оттянуть мгновение, не расплескать быстрым взрывом неистовую, брезгливую ненависть к этому черненькому жучку, насекомому, который вгоняет иголки...
Он шагнул к заверещавшему Жуку, приставил дуло пистолета к ещё целому колену и спустил курок.
Выстрел. Новый вопль Жука (сладостно отозвалось в душе!), крик Лизы все одновременно.
– Саша! Не надо!
Семенов
– Не надо, Саша!
– Хорошо, - согласился он.
– Тогда пошли...
Он запнулся...
– Нет.
Быстро кинулся в спальню, сорвал с постели простыню, рванул материю балдахина - ничего, крепкая. Стал связывать простыню и балдахин. Вроде достаточной длины. Сделал на конце широкую петлю и вернулся назад в комнату.
Лиза ничего не поняла, но сунула голову и руку в петлю простыни.
– Сейчас я тебя спущу из окна в сад...
Она повернулась к нему.
– Нет, - сказала Лиза.
Не слушая, он продолжал.
– Вот тебе пистолет (он быстро заменил обойму), если что стреляй, но наверняка. А лучше прячся. Беги к машине и отъезжай немного в сторону, чтобы видеть вход. И жди нас. Поняла?
– Нет, - повторила она.
– Что нет?
– Я не пойду.
Секунду он смотрел на нее, потом вдруг раздраженно отмахнулся.
– Отъедешь так, чтобы в любой момент можно было удрать. А здесь ты мне только мешать будешь.
Он помог , уже не противившейся Лизе вылезть в окно, вскочил сам на подоконник и, молясь, чтобы кто-нибудь из темноты сада не увидел в них возможную мишень, стал её опускать. К его удивлению, импровизированной веревки вполне хватило. Он почувствовал ослабление натяжения, потом Лиза снизу дернула за простыню и ясно произнесла:
– Ну я пошла?
– Всё. Иди.
Небо светлело: ветер, как шальной, мокро налетел на него и помог спрыгнуть внутрь. Деревья за окном заскрипели, зашелестели вслед, а он уже открывал внутренние засовы входной железной двери.
В последний момент успел негромко позвать:
– Лена?
И очень кстати, потому что ствол автомата был очень близко.
Рядом раздалось всхлипывание:
– Почему вы так долго? Я думала, что вас уже убили!
Он схватил ствол автомата и быстро втянул Лену в комнату. Слезы мгновенно высохли при виде мертвых Королева и живого директора.
– Давай автомат. Закроешься здесь и никого не впускай.
Она отрицательно помотала головой.
– Нет.
Как похож, устало подумал он. Вдруг вспомнил, что у Королева тоже был автомат. Кинулся к трупу и быстро обыскал. Граната, нож, револьвер с коротким стволом в кобуре под мышкой.
Жук продолжал стонать. Вдруг замычал, не до того.
– Вот тебе автомат, - сказал он, протягивая Лене поднятый с пола Калашников.
– И... что ещё возьмешь?
Она, больше не споря, взяла автомат и нож. Ее покорность насторожила, но не было вермени разбираться в девичьих чувствах.
– Ну всё, - сказал он и выскочил за дверь.
Семенов успел пройти метров десять, когда сзади стукнула железная притолока.
– Ты чего?
– Мне одной с трупами страшно, - пояснила она и передернулась.
Семенов даже не стал с ней пререкаться. Уже глядя на её невинное личико почти понял все. Не поленился вернуться.
Ну конечно. Жук смотрел на своего мертвого подельника. Видел ли? Разумеется, нет. Отличную ученицу воспитал; рукоять ножа торчала из впадины над левой ключицей, - прекрасный удар... черт побери!..
ГЛАВА 21
САМ ДУРАК
Сказать, что Быков был рассержен, значит ничего не сказать. Редкое, в общем-то, в последнее время чувство восхительно чистого бешенства опустошило, заледенило всего. А следом пустоту внутри немедленно заняла ошеломляющая свобода: можно всё! Пережитые унижение и боль внесли оттенок мазохизма, во всяком случае, таким был неясный образ, который мог спрятаться за такими безобидными определениями, как, например, временное поражение, или вообще нейтральное - неудачное начало, но сейчас всё уже в нем ликовало. Ему хотелось - не так пулей, гранатой - голыми руками, в крайнем случае, лезвием ножа как только что, настичь врага, почувствовать холодное, скользкое проникновение стали в ненавистную плоть сейчас ещё абстрактного врага.
Да, Быкову сейчас нужен был враг, и солдат в нем заранее ликовал: вот, ужо, доберусь до вас!
Двигаться бесшумно помогали ковровая дорожка, всюду растеленная в этом детско-педагогическом борделе. Он мгновенно преодолел лестничный пролет, прислушался. Тишина, обостренная наползающим рассветом, проявила неясные шорохи, скрипы, потрескивания - звуки, которые днем, конечно же, терялись в неслышном городском фоне, но что стояло за этим скрипом и легким стуком, идущим сверху и, конечно же, снизу, было неясно.
Быков быстро выглянул вниз: широкое полотно каменной лестницы, покрытое толстой красной ковровой дорожкой и вестибюль внизу были пусты. Девица Лена говорила, что выход из подвала где-то здесь под лестницей. Посмотрел вниз - пусто. Только швабры, щетки на длинных ручках, несколько ведер. С другой стороны была полуоткрытая дверца, которую, действительно, легко принять за вход в каморку уборщицы. В этот момент, ещё шире приоткрыв дверь, вылезла оттуда рука, следом голова, ставшая немедлено разворачиваться по оси, дабы обозреть пространство наверху, где в этот момент как раз находился Быков.
Счастье короче весеннего ливня. А воинское счастье вообще штука мало поддающаяся определению: опыт, расчет, бесстрашие?.. Сейчас, во всяком случае, удача, вместе с ещё ничего не пониающей головой противника внизу, поворачивалсь лицом к нему, Быкову.
Он мгновенно спрятался за каменной балюстрадой лестницы и бесшумно достал последнюю гранату. Приготовился выдернуть чеку. И подумал мельком: странно, что уже не нагрянула милиция? А впрочем, сколько прошло времени? Часы как раз... Бог ты мой! Всего двенадцать минут, как он бросил гранау там внизу. Время, действительно, замедлило бег. Или он сам вырвался из его течения?..