Контракт со смертью

Соколов Михаил

И сразу стало понятно, что означал весь тот потусторонний шум, разобрать который они пытались ещё в коридоре перед закрытой дверцей, ведущей внутрь подвала.

Боже мой! Орали, визжали, звонко матерились и истерично развлекались девочки... Развлекались новой куклой, попавшей в их нежные ручки!..

Быков! Быков был их куклой. Быков, вновь привязанный к прутьям "шведской стенки". Быков, у которого на этот раз окончательно содрали всю одежду и которого - даже без обязательной набедренной повязки - сделали живым воплощением святого Себастьяна, только

что вместо стрел, истыкавших бедного средневекового солдата, Быков был пытаем не зря все-таки раскаляемыми всю ночь железными прутьями. Дух же его был не сломлен, если судить по тем ругательствам, что густо покрывали стайку нежных девочек перед ним.

Семенов смотрел словно в ступоре на одну очень чернявую девочку, (лет пятнадцати, наверное) так захваченную накалом происходящего, что её нервы не выдерживали: сидела на полу, как кукла раскинув ножки, и колотила остывшим железным прутом по доске перед собой, что-то истерично - заходясь в крике и закатывая глаза - повторяющая в такт ударам.

Далее произошло вот что: поверх невысоких девиьих фигурок заметивший их Быков взревел, словно словно атомоход в тумане:

– Убей их! Убей их всех! Всех! Всех до единой шмакодявки!..

Так кричал он, в ярости забыв о собственной беспомощности.

Семенова и Лену немедленно заметили и тут же наступила тишина, прерываемая скрежетом зубов Быкова и другими проявлениями его ярости.

Семенов огляделся вокруг: какие-то неподвижные тела у стены... Да ведь это же те воины Жука или Короля, что приходили за ними, и которых так быстро удалось успокоить. Топором. Больше в зале живых никого не было: только воспитанницы Жука (талантливые, надо признать), он, Быков, Лена...

Странный шорох привлек внимание; Быков умолк как раз, лишь напряженно наблюдал, все молчали и только... Ну конечно,.. девочки не спеша, почти шаркая подошвами кроссовок, медленно передвигали ступни... словно танец зомби! Их что, этому тоже учили?

– А ну назад, сучки!
– вдруг звонко, со злобой крикнула Лена и напрасно Семенов беспокоился на так давно - быстро и ловко передернула затвором автомата.

Шорох прекратился. Из группы стоявших впереди старших девочек, вышла одна вооруженная автоматом. Наверное, автоматом Быкова.

– Ленка! Ты что, переметнулась? Совсем спятила? Тебя же Жук зажарит и сожрет. Не будь дурой.

– Жук сдох!

– Ну да?..
– не поверила та.
– И кто его? Этот?
– кивнула она на Семенова.

– Нет. Это я его. Я!
– истерично выкрикнула Лена.
– Я его, ножом, чтобы знал!

– Ну и дура!
– сказала девочка, подождав, когда Лена смолкнет. Теперь тебе точно кранты. Не Жук, так Король, не Король, так Кудрявый какая тебе разница?

– Лучше отойди, - предупредила она, подбирая удобнее автомат.
– Я его сейчас по ногам срежу, и мы его подвесим рядом с этим козлом.

Было во всем этом разговоре что-то настолько будничное, что-то так не вязавшееся с дикостью ситуации, что эта будничность даже как-то успокаивала. И где-то в глубине возникало - не мысль даже, ощущение - может так и надо?

Вдруг

все вздогнули. Гулко и страшно захохотал Быков.

– Ха-ха-ха-ха!
– раскатилось над девчонками и дальше, уже над Семеновым и Леной.
– Ха-ха-ха-ха! Зачем их утруждать, Сашка! ты лучше сам иди привяжись, помоги им слабеньким!..

И тут же ещё громче:

– Стреляй, падла! Стреляй, идиот!

Девчонка с автоматом прицелилась... Автомат забился, выплевывая пули... Семенов, дейстительно, смотрел, как в ступоре. Выпущенная Леной очередь разметала толпу. Несколько человек - те, что стояли впереди упали. Некоторые беззвучно разевали рты... искаженные гримасами боли лица что-то силились сообщить... распятый, словно голый святой Быков, беззвучно, во всю глотку хохотал... Лена, над которой склонился Семенов, прошептала:

– Не надо было ждать... надо было раньше стрелять...

Он стоял рядом с ней на коленях. На её майке быстро выступиали два пятна крови... грудь, живот...

– Ах! Я знала, я знала!.. Не могло все так!.. Я знала!

– Лена!

Она задохнулась, грудь ходила ходуно.

– За что мне всё?..

Помолчала, собралась с силами:

– Я тебе хотела сказать... Наклонись.

Он подчинился, и она прошептала ему несколько фраз.

Вдруг кровь хлынула изо рта. Она словно не заметила, глубоко вздохнула:

– Поцелуй меня!

И Семенов вдруг с ужасом увидел в её глазах стекленющую отрешенность, стремительно воздвигавшую незримый барьер между ней и всем этим миром; между ним, раненными и здоровыми подругами, беззвучно вопящим Быковым на прутьях "шведской стенки" - между всем...

– Поцелуй меня, мой дорогой!

Он наклонился, а она уже умерла. Лежала головой у него на коленях красный след тянулся от подбородка... шея, майка... следы от пуль не были видны... казалось, безмятежно улыбалась...

Отмучилась.

Что было дальше?.. Что было дальше... Да, Семенов освободил Быкова, которому ничего так повредить не успели, а многочисленные ожоги, как обычно, лишь удовлетворили его сенсорный голод и примирили с рутиной жизни. Так он, во всяком случае, бодро заявил.

Странный человек Быков!

Пока Семенов, словно во сне пытался перевязать раненных девочек, Быков уже вызвал опергруппу (вновь своих бессонных знакомцев), бригаду скорой помощи, затем нашел их одежду (немного мятую, но все равно ещё приличную) и стал гнать приятеля сообщить Лизе о благополучном завершении их бестолкового рейда во вражеско-девчоночьем логово врага.

Их рубашки, пиджаки и плащи лежали здесь же в подвале, довольно аккуратно сложенные на борцовских матах. Даже нож в рукаве сохранился. Семенов щелкнул кропкой и задумчиво осмотрел лезвие. Быков, торопливо застегивая на себе рубашку, рассказывал о своих подвигах.

– Так глупо, так глупо! Как пацан!..
– вслух сетовал он и свирепо поглядывал на растерянно переминавшихся невдалеке младых воительниц, в которых угар боевого похмелья уже несколько выветрился.

И девушки были готовы подчиняться новому хозяину.