Контракт со смертью
Шрифт:
– Наташа Николаевна попросила меня вас проводить. Она ждет вас.
При этом неожиданном заявлении Быков удивленно оглянулся на Семенова. Вот неожиданность! Их, оказывается, ждут.
– Пойдемте, - уже сервисным голосом, на который никто не обратил внимание, сказал старший охранник.
Семенов, ежась от вновь начавшего сыпать дождика, стал первым подниматься по лестнице. Поднявшись, он потянул на себя дверь и шагнул внутрь. Навстречу ему как раз выходил молодой, очень тщательно и строго одетый парень: костюм, галстук, ослепительная рубашка и серьга в ухе. Все это мгновенно запечатлелось в сознании вместе с потоком света из прихожей.
Произошло легкое торопливое
Наконец сомнительный молодой человек, уже бессомнения покрасневший, отступил в свою очередь, давя кому-то идущему следом ноги, Семенов, стиснув зубы, вероятно, от усталой брезгливости, прошел вперед, словно за веревочку втаскивая за собой обоих мужиков.
Кто-то потрепанный, но весело одетый, подошел, чтобы принять плащи, но ему не отдали. Хотелось быстрее покончить с этим путешествием.
По широким мягким ступеням поднялись до зеркальной лестничной площадки - прошел напротив бледный строгий двойник, с темными, словно тенями подведенными глазами и пепельными легкими волосами, затем мелькнул неестесственно широкий и неестесственно огромный Быков, широкоформатно закрывший собой угрюмого то ли провожатого, то ли конвоира, слишком тот взбодрился после своего звонка хозяйке.
Вошли в большой зал, покрытым стеклянным паркетом, сквозь верхний прозрачный слой которого виднелась разноцветная композиция ленточных узоров. Все сияло и искрилось: величественная хрустальная люстра в центре лепного потолка, выстроившиеся согласно ранжиру по бокам другие светильники, тоже хрустальные, а внизу, на полу - скользко плывущие тени официально одетой обслуги... одного из которых, вместе с чем-то игристо-искристым в бокалах на подносе (конечно, шампанским) остановил Быков, тут же отобрав два сосуда; один сунул Семенову, другой опустошил сам, проглотил ещё один, ещё и, казалось, сполна наслаждался как и вином, так и молчаливой угрюмостью провожатого.
Последний бокал предложил проводнику, получил отказ и заставил выпить официанта, ничуть не противившегося.
А дальше было!.. Чувствовалось, что их вели по местам возможно более безлюдным, но прошлая ночь, бурно заварив варево праздника, не удержала пену в котле - кое-что разбрызгалось по местам самым неожиданным. Так например, пройдя по коридору, заполненному дымом табака, разной "травки" и неясным ритмическим звучанием (вероятно, по видеомагнитофону), оказались у марша лестницы, ведущей в верхнюю пристройку типа большой мансарды. Вначале затруднились пройти: ненасытная пара очень длинноногих гурий, не обращая внимание на подробности сейчас ничуть не интересующей их реальноси, пребывала в плену любовной нирваны, что, впрочем, тут же подумал Семенов, не оскорбляло сейчас его мужское естесство, даже наоборот... Он заметил внимательный глаз одной из красавиц, зарывшейся лицом в живот подружки, но искоса наблюдавшей и за ним. Скорее всего, она ничего не видела, взгляд выражал не больше мысли, чем скажем у ящерицы, которая, иной раз, в наших русских северных широтах, в солнечный день, выползает погреться на камешек у реки и не замечает рядом загорающих людей; тогда, если не шевелиться, прекрасные глазки серенькой красавицы моргнут раз другой и вдруг, в блаженной истоме закрываются. Так же закрылся и здешний глаз, а та, которой как раз и доставляли наслаждение
Семенов вздохнул, Быков крякнул, провожатый угрюмо молчал. Шедшему впереди Семенову пришлось прокладывать путь, что он и сделал, осторожно, стараясь не задеть прекрасных любовниц, пройдя по краю ступенек у стены, куда дорожка чуть-чуть не доставала и где было бы неудобно и твердо лежать.
И что еще?.. Да, одна комната, мимо открытой двери которой прошли, просто кишела телами, разумеется, голыми; сквозь шторы пробивался робкий свет утра, с трудом рассеивая густой сладковатый дым; телевизор продолжал давать сеанс голубого ликбеза, но участники веселья уже угомонились: мужики вповалку сопели и храпели на различных диванах и ковре, согревая друг дружку теплом своих уже не чужих тел.
Проходя, Быков смачно плюнул в полумрак комнаты, а попал ли куда? этого не заметил ни он сам, ни, естесственно, спящие.
Однако, скоро пришли. Мужик, сопроводивший их, стукнул костяшками пальцев в дверь. Женский голос разрешил зайти, что и было сделано. Дверь за ними закрылась.
Помещение было выдержано в кремово-коричневом тоне, а арка в стене, ведущая в соседнюю комнату, броско гармонировала с похожим арочным закруглением мебельных дверок и окон. Напротив друг друга - один у стены, другой посреди комнаты - находились два очень светлых дивана. На одном диване полулежала на подушке яркая брюнетка. Пожалуй слишком яркая, однако, была ещё молода и недостатки жгучей натуры ещё не проступали.
– Сколько я о вас слышала, даже видела как-то издали, но вот так вблизи вижу впервые. А видела - не разглядела, - сказала девушка, подождав, пока охранник закроет дверь.
– Вы Семенов, тут ошибиться трудно. Я так и представляла вас. Знаете, а вы не в моем вкусе. Не люблю ледышек, а вы, наверное, мужчина холодный, с вами замерзнешь. А это, значит, ваш друг Быков Сергей... Впрочем не важно.
Несколько секунд она оглядывала Быкова, потом протянула задумчиво:
– Да... какой прекрасный экземпляр!
– А ты киска, по всей видимости, Наташа, - прервал её Быков.
– И кем же ты приходишься нашему адвокату?
– Таких больших мужчин я ещё не встречала, - не слушая, продолжала Наташа.
– Жаль, что сегодня приходится встречаться таким образом. Думаю, мы могли бы найти общий язык.
– А что нам мешает сейчас?
– продолжал зубоскалить Быков.
Ему не нравился этот мужик за спиной, не нравилась атмосфера приема все не нравилось.
– Обстоятельства мешают, - непонятно объяснила Наташа.
– Обстоятельства всегда можно изменить, - с каким-то нажимом не успокаивался Быков.
– Поздно - решительно сказала Наташа.
Да, все в ней было черезчур. Губы, двигавшиеся над белыми зубами, были слишком алы, легкий пушок на верхней губе сгущался над углами рта. Тонкое, покрытое искусственным загаром лицо, озаряемое блеском зубов, смотрело весело и как-то злобно. Глаза - большие, бархатные, сильно накрашенные сияли плохо сдерживаемым торжеством и, одновременно, глядели тревожно, с лихорадкой. Завитушки волос смоляными локонами ровно опускались на низкий лоб, поблескивали на длинной шейке нитки кровавых каменных капелек. Правая рука, на локоть которой опиралась, была под желтоватой атласной подушкой, а левая - сухая, загорелая - как раз брала со стола рядом с собой чашку черного сильно пахнущего кофе. Под темнофиолетовым, облегающим её платьем, особенно бросался в глаза перехват гибкой талии.