Контракт
Шрифт:
— Нет, Митя, к счастью, я не единственный твой друг. И даже не единственная забота. Исидора все еще в больнице, ты обещал навестить ее до отъезда. Она очень просила, ты клятвенно пообещал.
Спасибо Илоне, пальчиком указующей, Митя по дороге купил огромный букет белых гвоздик, их в подземном переходе продавали, и апельсины в киоске.
Свидание с учительницей он откладывал долго. Подсознательно ли, осознанно — но будто страшился увидеть боль и страдание, а возможно, вину чувствовал, что долго не шел к ней. Так бывает, вначале откладываешь, завтра да завтра, потом и показаться неудобно: «Отчего ж раньше-то не шел?» — спросят, в ответ сказать нечего.
А свидание вышло чудесным. Он устыдился своей черствости неимоверно. Хотел повиниться, но это было бы совсем грубо. Неширокая койка у окна, цветы на тумбочке,
— Понимаете, Исидора Валерьевна, успех надо готовить. Вы преподаете обстоятельно, скрупулезной тщательности я научился от вас. В долгу неоплатном. Митина победа вам здоровья добавит, это сто пудов. Я местность вокруг А. знаю хорошо, не раз там бывал, а наш брат никогда в точке действа не живет. Поодаль, поодаль. Новорусская хорошо проверенная примета.
К отелю минут пятнадцать витыми тропками автомобили крутятся, но красотища какая! Горы вокруг, гостиница перворазрядная, здание под старину оформлено, на первом этаже церковка крохотная, стены мозаичные — типа «конфессии всех стран, соединяйтесь!», и черный рояль «Steinway» в холле; вдобавок будет там Митя единственным гостем сейчас. Я с хозяином говорил, они вот-вот реконструкцию начнут. Но из любви к музыке согласны две недели повременить с ремонтом и комфортабельно обустроить претендента на безоговорочную победу. Это важно, он же отродясь один никуда не выезжал. Вы хотите, чтобы без вашего присмотра в угол забился и там весь конкурс просидел? А так — будет у него первый опыт — положительный и победительный! Ручаюсь! Для вас — за ценой не постою. На репетицию его отвезут, с репетиции доставят обратно, любой каприз. Занимайся, когда угодно и сколько угодно. А надоело заниматься — гуляй, танцуй, в окно смотри, а там виды, доложу я вам — фантастические, дорогого стоят!
— И они действительно стоят дорого, как я понимаю, — начала Исидора, но Михайловский резко перебил ее и воздух ладонью рассек, как отрубил:
— Ничего не стоят. Для меня — пустяк, а вы уж сделайте одолжение, примите.
Исидора рассказывала Мите подробности предельно коротко — кто да что, почему да зачем. Получалось, что господин банкир основательно вопрос прозондировал, финансируя даже те затраты, что казались необязательными. Исидора Валерьевна прекрасно знала Митино неумение радоваться подаркам судьбы. Он легко переносил лишения и бедность, но изменения к лучшему принимал как само собой разумеющееся. Казался равнодушным к отсутствию элементарных благ, но широкие жесты воспринимал как должное, будто придавать внимание таким ничего не значащим мелочам — глупо. Откуда в нем эта великосветская небрежность, презрение к суете и мирским хлопотам, Исидора не понимала. Она спохватывалась, вспоминала об индийских корнях и, как все, не могла удержаться от соблазна объяснить любую странность гипотетическим наличием отца, родившегося то ли в самих Гималаях, то ли где-то поблизости от заснеженных горных вершин.
И никто, как всегда, не задумывался, как Митя жил и мыслил, что за образы воображение теснили. С ним все разговаривали как с маленьким мальчиком — мама, бабушка, Исидора. Отчасти даже поклонницы-фанатки. Одна только Илона обращалась к нему как к мужчине, что наполняло его задорной гордостью. Он называл ее не иначе
Митя вертел в руках новомодную, глубокой чернотой отсвечивающую машинку, последнюю версию популярного мобильника, выданную ему вместе с дармовым кредитом. В данном случае вернее сказать — даровым, дары волхва, отказавшегося от личного знакомства, но предусмотревшего любую мелочь. Если сложности — телефон в роуминге, надо — в пересеченной местности в радиусе проживания звони, надо — Исидоре вопрос задай вовремя, словом, игрушка серьезная: Интернет обеспечит, свяжет с администрацией конкурса, изменения в расписании Митя пронаблюдает на конкурсном веб-сайте самолично и в любой момент.
Митина неприязнь к мобильной связи Исидоре хорошо известна, мама-бабушка в курсе, гипотетические поклонницы осведомлены. Он считал мобильник чем-то вроде короткого поводка и до последнего момента противился, как дворовый пес — ошейнику, находя тысячу и одно объяснение интуитивному нежеланию быть «всегда на связи».
Илона успокоила его самым решительным образом:
— Митя, с телефоном ты еще свободнее, если его правильно применять. Его можно отключить, можно вообще на звонки не отвечать, позже набирать тех, кто не дозвонился, смотри — здесь ведь указано. Ты занят, готовишься, репетируешь, настраиваешься, медитируешь, в конце концов… но звонки, тебе необходимые, можешь делать отовсюду, из любой точки!
— Вот, принудительный колокольчик на шею повесили и вынуждают врать, чего я решительно не люблю. Я должен думать, кому отвечать, а кому нет, я буду смущаться, краснеть, путаться в словах — потому что нынче свисток на шее обязателен для всех!
— Митя, не преувеличивай. Вот иконка на дисплее — можешь заметки во время репетиций делать, «левая педаль работает плохо; тему во второй части играть сочнее; пассаж проработать еще раз», — к примеру. Погоду погуглил, холодрыга на дворе — шарф захватил и шапку, чем плохо? Каждый звонок у тебя с именем, Васе отвечаешь, Феде — нет, или попросту не отвечаешь никому. Кроме меня, естественно. Ведь мне ты врать не будешь? А то научу на свою голову, будешь потом бубнить: «Я зарядку потерял, целый день вне связи».
— А если я и правда ее потеряю?
— Как ты ее потеряешь, она в доме лежит обычно. Или в номере гостиничном, в данном случае. Ее с собой не таскают. Привыкнешь.
— Гендель как-то обходился без свистка с Интернетом. И Моцарт.
— Моцарт бы телефон тут же потерял, это правда. А Гендель очень был бы рад штуковине. Он, кстати, очень хорошо понимал, как нововведения применять, как отношения с нужными людьми строить, как сделать музыку прибыльным занятием — он первый в списке, кто алгебру так замечательно гармонией выверил, что творческие муки ему не здоровье отбирали, а деньги приносили. И ничего тут зазорного нет. Быть не от мира сего — идея плодотворная, но в плане розыгрыша разве что. Толпу за нос водить удобно. Музыка — занятие не для слабонервных. У тебя пять часов чистого звучания в плане, считай все шесть. Хронометраж рассчитан на крепкую психику и спортивную доблесть. Так что береги себя, методично распределяй силы и готовься оправдать надежды. И хорошо, что есть люди, готовые тебе помогать!
— Пока что никто особо и… — невольно запротестовал Митя, но Илона тут же перебила:
— Пока что у тебя есть я. И соображаю быстро, и слушать тебя люблю.
— Мне слово «люблю» нравится. Неужели только слушать?
— Люблю тебя, ты знаешь. — Она поцеловала его в щеку, он поначалу уклонялся, она удивилась: — И, по-моему, меня уже любить некому. Как всегда. Сто лет одиночества, на этот раз в мире музыки. — Она расхохоталась. — Хорошее название для очередного репортажа. — Слегка склоненная к правому плечу головка Илоны выглядела эскизом в изящном интерьере ее будуар-кабинета, как она называла комнату для гостей (еще имелась кухня, тоже небольшая, и огромный холл, назначение его неведомо, но простора больше). Она сидела под собственным портретом, написанным другом-художником лет пять назад, Илона дразнила картину «Портрет неизвестной». Безмолвный диалог между моделью и портретом не прерывался ни на минуту, что приковывало внимание обычных посетителей, а Митю окончательно сводило с ума.