Контракт
Шрифт:
Питер втянул эспрессо мгновенно, одним глотком. Илона еще перемешивала пену в капучино, глядя на кончик серебряной ложечки. Такое от растерянности часто с ней случалось — вперится взглядом в какую-то малозначимую деталь и глаз отвести не в силах. Она совершенно не понимала, как начать разговор, ей казалось, важный. Питер выручил, вольно или невольно говорил в основном сам, почти без пауз. Она успевала только время от времени слово вставить, показать, что слушает со вниманием.
— Приехал сюда, как в отпуск. Вы же понимаете, нормальные деловые люди подтягиваются к окончанию конкурсных стрессов. Когда победитель если и не определен,
— А я перестала реагировать на красоты. Гуляю по необходимости.
— По необходимости? О, предлагаю гулять вместе иногда, для удовольствия!
— Непременно, в дырках между пресс-конференциями, прослушиваниями, составлением текстов — ох, это далеко не все мои обязанности, — буду рада составить компанию. — Илона с тоской поняла, что теперь у нее одной обязанностью станет больше.
Питер тут же уловил ее тайные мысли:
— Вы таинственны, как секретный агент. Что же у вас за обязанности такие, не расскажете?
— Если готовы слушать — расскажу. Но утомить боюсь. Вы человек занятой, при других обстоятельствах недосягаемый. — Илона дерзко взглянула на него, Питер широко заулыбался в ответ:
— Такое у меня ощущение, что для вас я всегда свободен. Мне нравится на вас смотреть.
— Ах, это вечное женское наказание! Позволяют говорить, когда на тебя смотреть приятно. Право голоса, нечестным путем заработанное.
— Ну, не преувеличивайте. Пытаюсь быть любезным, только и всего. Говорите.
— Даже не знаю, как начать. У меня идея-фикс образовалась, хочу продюсировать музыкантов. Пока только одного, правда. Но я пристально изучаю предмет. И прихожу в уныние.
— Отчего же?
— Оттого, что я ничего не знаю. А чем больше узнаю — тем безвольней руки опускаются. Хочу к вам в ассистенты! Хочу изучить вопрос, научиться! Поможете?
— С удовольствием. А как, позвольте поинтересоваться?
— Одну вещь я поняла: пора сдаваться на вашу милость. Дмитрия Вележева вы слушали. Включите его в число музыкантов, с которыми работает ваша компания. А я буду вам помогать, при необходимости, если найдется для меня применение. Это будет действенная помощь, а для меня — полезная наука.
— Сначала о вас. Не возражаю. Вполне возможно, вы заинтересуетесь нашим хлопотным ремеслом всерьез и освоите секреты, их немного. Три кита — реклама, деньги, музыкант. Или музыкант, реклама, деньги. Или деньги… — и так далее. Но эти звенья будут важны чуть позже. Начало всему — правильный выбор музыканта. Дмитрий, несомненно, талантлив, хотя слушал я его только однажды, окончательное мнение я никогда не выношу по первому впечатлению. Знаете почему?
— Откуда мне знать? Я учусь и внимательно слушаю.
— Тогда первое: раскруткой музыкантов, звукозаписями, организацией успеха сплошь и рядом занимаются неудавшиеся музыканты. К тому моменту, когда они поняли, что собственная карьера вряд ли сложится блистательно, они уже настолько привыкли быть при музыке, что расстаться с ней не в состоянии. Я не знаю других примеров. Дело музыкального продюсера — изматывающее, прибыльное, но не сверхприбыльное, производить колбасу значительно вернее. Долгое время продержаться в этом бизнесе и выиграть может тот, кто с музыкой
— А выбрать сложно?
— Неимоверно! Знаете почему? Расхожая фраза: громко и быстро играть могут многие. Логично, продуманно и прочувствованно — значительно меньше, но их тоже вполне достаточно. Ведь главное — что?
— Что? — встрепенулась Илона, ощущавшая себя как неопытный игрок за зеленым сукном, кудряшки на лбу взмокли от волнения.
— А вот заключим, предположим, мы с мистером Вележевым контракт. Рекламу организуем, прессу, аншлаги — дело техники, как и приглашения из крупнейших залов мира.
— Вот здорово!
— Ничего здорового в этом как раз и нет. Мы ведем его дела, мы забираем львиную долю его заработков. Это не главная неприятность, всего лишь оплата успеха в дензнаках. Самое неприятное: музыкант перестает принадлежать самому себе. Он успешен, о нем говорят, его знают, а он заученно повторяет журналистам, что всецело принадлежит музыке.
На самом же деле он принадлежит расписанию авиарейсов. Жизнь его становится расчерченной по минутам. Если мы выбрали музыканта, а он не в состоянии лететь в любое время суток, менять города чуть ли не каждый день, репетировать между концертами по ночам, играть сегодня в Австралии, а завтра в Нью-Йорке, часто в день прилета, несмотря на смену часовых поясов, — то мы проиграли. Он обязан не болеть, не капризничать, обладать железной психикой и твердой волей. Он не должен допускать срывов — никогда и ни при каких обстоятельствах.
Должен бодро завтракать (если удается — вовремя) и отправляться на репетицию с новым оркестром, с незнакомым дирижером, при этом, отметьте про себя, он умеет поладить с новым для него коллективом и незнакомым дирижером. Жалобы типа: это невыносимые люди, я отказываюсь! — не проходят.
Такова жизнь счастливчиков. Хотя в моем описании эта жизнь смахивает на труд на галерах, только вместо галер — публичные выступления. Мера пресечения, так сказать, другая.
Для разнообразия — многочасовые студийные записи, это идет в контракте отдельным пунктом. При этом — не роптать, не требовать изменения условий, не вызывать у нас опасений, что он заистерит, сорвется, и — плакали наши денежки.
Поэтому, Илоночка, не так их много, победно шествующих по миру под овации, а музыкантов, концертирующих десятилетиями, можно пересчитать по пальцам.
Восемьдесят процентов музыкантов, мечтающих о славе, сошли бы с ума от перенапряжения к концу первого месяца. Среди оставшихся двадцати — соревнование уже не такое острое. Выигрывает, это правда, наиболее музыкальный и тонко чувствующий; тот, кто романтичен, эффектен, страстен, рьян. Публика должна неистовствовать, дамы рыдать от восторга…