КонтрЭволюция
Шрифт:
— Нет, нет, просто рада тебя видеть… А ты что не на работе?
— Да у меня ж сегодня отгул — за субботу, я же тебе говорила…
С этими словами Ирка небрежно закинула пальто на вешалку и вошла в комнату. И увидала, естественно, милицейского начальника.
— Ух ты, — сказала она. — У тебя гости, оказывается! И какие видные!
— Да, вот, познакомься, полковник Баюшкин, Анатолий Гаврилович, ба-альшой милицейский начальник. А это вот Ирина Проценко. Лучший парикмахер города и моя школьная подруга по совместительству.
— Здрассьте, — буркнул Баюшкин. Взор его был устремлен в пространство за спиной Ирины —
— Ты меня обижаешь, подруга, я теперь не просто парикмахер, а старший мастер, можно сказать, тоже художник — по прическе, меня еще зовут консультантом по красоте, — кокетливо лепетала Ирина, строя глазки полковнику, а тот хмурился, выглядывая путь к отступлению.
— Да, да, — говорил он время от времени, — разумеется. Имеет место.
Наталья не очень представляла, что теперь надо делать, и не придумала ничего лучше, как, по обычаю, усадить гостей пить чай.
— Давайте, давайте, почаевничаем, — говорила она, — вон с конфетами. — И указывала при этом на открытую розоровскую коробку, из которой Баюшкин уже отведал одну конфетку — ту, что с повидлом внутри.
Полковник опомнился. Сверкнул глазами. Сказал весомо:
— Нет уж, прошу меня извинить. У меня совещание в управлении. Благодарю за угощение.
И уже перед дверью вдруг обернулся и сказал Ирине:
— Приятно было познакомиться.
— Мне тоже, мне тоже! — вскричала та и бросилась провожать полковника.
Когда он ушел, она вернулась разочарованной.
— Эх, какой! Настоящий мужик! — говорила мечтательно. — Но при этом какой воспитанный. Сразу видно, офицер.
— Это ты на него так подействовала. Обычно он мужлан мужланом.
— Подействовала, может, и я, а ходит он к тебе.
— Ходит — сильно сказано. Он здесь впервые… а хотя нет, второй раз. Но в первый все быстро и плохо кончилось. Он шлепнул одного начальника по коленке…
— Что ты говоришь? Неужели он из этих?
— Да нет, это был несчастный случай… Ну, в общем, неважно… Короче говоря, меня с ним ничего особенного не связывает…
Ирина уселась тем временем за стол, бесцеремонно налила себе чаю, стала выбирать конфету… И потом вдруг подняла глаза на Наталью и сказала каким-то необычным злым голосом:
— Не связывает, говоришь… Тебя ничего ни с кем не связывает… но в результате все за тобой только и бегают. И только тебя замечают… Как будто других женщин вокруг не существует. А ведь у них, может, тоже свои достоинства есть. Даже они тебя в чем-то, может быть, и превосходят. Но ты мужикам все глаза застишь.
— Много мне от того радости, — пожала плечами Наталья.
— Но это уже твой выбор, голубушка, твой собственный, — говорила Ирина, — могла бы уже королевой быть. А ты… как собака на сене.
Наталья смотрела на нее и дивилась.
Думала: «Я совсем не знаю эту женщину».
Глава 5. Бунт хранителя тайн
1
Самым главным местом в Советском Союзе были не Кремль и не Старая площадь, где сидел аппарат ЦК, а комплекс специальных зданий на улице Грановского. Грановский
Это сочетание букв и звуков — Гра-нов-ского — десятилетиями звучало волнующей мелодией для всей советской элиты. Мало кто из партдеятелей знал, кто такой был этот Грановский. Но не было такого номенклатурного работника в СССР, кто не знал бы, ЧТО располагается на улице его имени.
Право посещения этого ЧЕГО-ТО автоматически означало, что ваша жизнь удалась. Что вы сделали большую карьеру и стали частью правящего класса могущественного государства. Что оно, это государство, признает вас особо ценным для себя человеком. А потому предоставляет вам и вашей семье самую главную, самую важную и самую великолепную привилегию — возможность полноценно питаться, да еще за смешные, символические деньги.
Эта придумка товарища Сталина была так же гениальна, как все прочие, а может, и гениальнее всех других. Какая глубокая, какая великая, можно сказать, экзистенциальная идея — мерить успех и общественную полезность человека жратвой! Не зарплатой — деньги можно презирать! — не званиями, орденами или премиями, а едой. То, как вы и ваши родные питаются, напрямую зависит от расположения к вам правительства, от того, какую должность вы выслужили.
Волшебное место называлось: «Лечебная столовая 4-го Главного управления при Министерстве здравоохранения СССР», в обиходе — «Кремлевка», а то и «Кормушка». Больными при этом лечебном заведении числился высший слой советского общества.
Небрежно брошенное: «Мне надо еще заехать на Грановского» — звучало ничуть не хуже, чем английский эквивалент — «У меня сегодня совещание в палате лордов» или «Я вечером — на приеме у королевы». Нет, не только не хуже, а, пожалуй, даже лучше, потому что нутрянее, ближе к земле, к сокам, к самым основам жизненного существования. Вы говорили «на Грановского», а подразумевали, что на столе в вашем доме не переводится высочайшего качества здоровая и полезная пища, недоступная простым смертным. А во вторую очередь — что вы тем самым признаны существом особой, высшей категории.
Из специальной книжечки выдирали у ответственного товарища талончики спецпитания, за которые можно было либо закусить прямо здесь, на месте, либо — что было особенно популярно — собрать котомку с собой. А в ней — и черная и красная икра, и крабы, и дивный балык со слезой, и осетрина всех видов копчения, и угорь, и семга, и огурчики нежинские, особой мариновки, и грибочки белые, не говоря уже об удивительном сервелате «Столичном» и тающей во рту «Докторской» колбасе. И много, много чего другого, столь же замечательного. И чего ни за какие деньги нельзя было купить в обыкновенных магазинах.