Контрольный выстрел

Головачев Василий Васильевич

— Как?

— С помощью другого Закона, над-Закона, регулиру­ющего свободу воли на многих, в том числе на атомарных, уровнях. ФАГу удалось зомбировать людей в массовом по­рядке, внедриться в их сознание, скрыть от них реальный мир за стеной воображения, а нам придется внедряться еще глубже — в подсознание, в психику людей, в мир атомарных структур, чтобы, не отнимая у людей право быть разными, вернуть им свободу воли, свободу мысли.

— Но до этого нам предстоит уничтожить гипноиндук-торы ФАГа и сеть нагуалей, масса которых приблизилась к критической,— добавил Орест, используя обороты и по­нятия,

странно звучавшие в устах князя.— Игрок... э-э... ФАГ стремится перебросить триггерное состояние нашего домена в другое, что приведет к резкому изменению со­стояния всего блока доменов — клеток Универсума, его «нервного узла». Вы должны знать, так работает нервная клетка любого живого организма: допороговое раздражение не воспринимается, а выше его — скачок возбуждения, нервный импульс.

— И как же мы решим проблему свободы выбора... на атомарном уровне?

— Возможны два варианта.— Баркович поглядел на ушедшего в себя Грехова.— Формирование над-Закона, всеобъемлющего Принципа, способного изменить или от­менить любые действующие законы Вселенной. Или по­мощь Сеятеля и Конструктора... если Габриэлю удастся уговорить их, конечно.

Ставр прикинул последствия вмешательства Конструк­тора.

— А уцелеет ли человечество после этой... Войны за­конов, которую затеет Конструктор? Сохранятся ли Земля, Солнечная система, Галактика?..

— На войне как на войне, парень,— пожал широкими плечами Орест.— Бог даст, победим супостата и малой кровью.

Остальные файверы промолчали, вполне понимая и чувствуя переживания друг друга.

— Мальчик прав,— очнулся Грехов.— Нет никаких га­рантий, что мир уцелеет таким, каким был. Нам предстоит еще пройтись по малым физическим законам, восстановить флуктуации величин, принципиально необходимые для су­ществования сложных структур домена. Это и увеличение гравитационной постоянной до прежнего уровня, и умень­шение массы электрона — «очистка» его от «вирусной до­бавки», внедренной Игроком, и многое другое. Сможете вы с этим справиться, файверы?

— И все же мне представляется, что это не главные проблемы,— впервые заговорил Нагарджуна.— Стратагема Игрока-ФАГа мне до конца не ясна, однако больше всего меня волнуют два ее принципа. Первый — внешний: пеш­ки, то есть игровые фигуры, устраняются, когда Игра за­кончена. Второй — внутренний: навязанное добро есть зло! Если с внешним еще можно побороться, попытаться со­хранить родной космос и даже социум, то со вторым мы не совладаем. Он — внутри нас, внутри морали, и каждый должен решить его для себя сам.

— Не понял,— сказал Ян Тот, подумав.

— Я не хочу «прочищать мозги» людям даже во имя благой цели — возвращения свободы воли. Надо сделать проще: сказать им правду, и пусть каждый решает, нужна ему эта свобода или нет.

— Конечно, никто добровольно не захочет, чтобы кто-то лез ему в психику,— сказал Баркович.— И в один пре­красный момент придет новый Игрок...

В обители Тота наступило молчание. Мнения раздели­лись, и Ставр не мог понять, на чьей он стороне. Потом Нагарджуна проговорил:

— В отношении космоса своей души человек до сих пор представляет собой муху на стекле окна: рядом створ­ка распахнута, а муха упорно ползет вверх по стеклу и соскальзывает... и падает. Взлетает, бьется в стекло... и снова падает.

И не видно этому конца. Я прихожу к вы­воду, что человек действительно не нужен Вселенной... во всяком случае таким, какой он есть. Ведь даже мы, фай­веры, будущие Инженеры, не свободны от колебаний, ре­флексии и ошибок.

— Давайте на этом закончим официально-философскую часть собрания,— предложил хозяин.— Перед нами гло­бальная проблема — сохранить гигантскую флуктуацию в домене — жизнь, для чего надо совместными усилиями стабилизировать потоки энергии, вещества и информации. Вот и давайте решать ее, привлекая тех, кто может по­мочь. Ставр, вы удовлетворены?

— Еще бы парочку вопросиков,— сказал Панкратов, чтобы разрядить обстановку.— Это не по сценарию ли ФАГа мне отвели роль не очень удачливого «охотника-перехватчика»? До сих пор не понимаю, почему мне на первых порах ничего не удавалось.

— Ты сам ответил на вопрос, дипломат,— буркнул Гре­хов.— ФАГ пытался нейтрализовать потенциально наибо­лее опасных противников и в общем-то справился с этим хорошо. Правда, ты все же сумел определиться, хотя и поздновато для эрма и файвера.

— Спасибо за комплимент. Теперь последнее, чего я еще не знаю: что такое лемоиды и горынычи? Какое от­ношение они имеют к нагуалям?

— Никакого... и, если подумать, самое прямое: лемоиды и горынычи — пси-фантомы, своеобразные тестовые про­граммы. Пока люди их видят, ФАГ может спать спокой­но — его гипнотрансляторы работают нормально. Если же они исчезнут — значит, что-то произошло, нужна коррек­тировка программ. Помните, лемоиды одно время пропали? В работе двух Ф-трансляторов произошел сбой... я попы­тался кое-что там «исправить»... и появились горынычи — после настройки.

— Чтоб мне лопнуть! — медленно произнес Ставр.

— Вот теперь он окончательно созрел,— развеселился Ян Тот.— Ну что, пообедаем и начнем встречу?

Под насмешливо-мрачным взглядом Грехова Ставр под­тянулся и вызвал отсчет времени: во внешнем мире ис­текла лишь вторая секунда с момента их знакомства.

Глава десятая

CONTRA MUNDUM 19

Утром стало известно о гибели Артура Левашова.

Ставр выслушал сообщение внешне спокойно, потом связался с информслужбой «контр-3» и выяснил подроб­ности трагедии. Затем полчаса работал с инком Грехова в его доме, где и жил последнее время. На вопрос Диего: куда это ты собираешься? — Ставр ответил: на кудыкины горы,— чем, естественно, того не успокоил.

19

Против мира (лат.).

— Пошли вместе,— предложил Диего.— Мне все равно делать нечего, а сидеть и ждать у моря погоды я не люблю.

Панкратов закончил свои расчеты, глянул на обманчи­во сонное, добродушное лицо друга Грехова.

— Ты знаешь, куда я иду?

— Догадываюсь. Вдвоем сделать это будет легче, а еще лучше втроем. Дождись Габриэля и...

Ставр молча двинулся в душевую, потом в спальню, где «оделся» в «чистую энергию». Диего наблюдал за ним, сунув руки в карманы.

— Ну так как, берешь?