Конвой для ведьмы
Шрифт:
— Я женат, — напомнил Кайден.
Малец даже бровью не повёл.
— Ну, строго говоря, госпожа Вейлинн — тоже девчонка, — со знанием дела заявил он. — Разве ты не хочешь ей нравиться?
— Помоги лучше с волосами, ты, дамский угодник. — Кай всучил пацану костяной гребень, и Вей тут же пустил в ход это жуткое орудие пытки.
— Ай! — Кайден дёрнулся. — С ума сошёл? Больно же!
— Ты их вообще когда-нибудь расчёсывал? — хмуро поинтересовался губернаторский сынок. — Сиди и не вертись. Соберём твои кудри в хвост… если
— Попробуй, и останешься без… Ай!
Вейлинн проявил твёрдость, усердие и достойное восхищения мужество, ибо — спустя полчаса мучений, отчаянного сопротивления и забористой ругани — перевязал-таки непослушные вьющиеся локоны тонким кожаным ремешком.
— Всё, — торжественно возвестил мальчуган. — Можешь смотреть.
Кайден поднялся, прошествовал к исполинскому зеркалу в тяжёлой резной раме и замер. С другой стороны на него смотрел щеголеватый модник в кипенно-белой рюшистой сорочке, тёмно синем камзоле с серебряными застёжками, светло-коричневых бриджах из мягкой шерсти и высоких, начищенных до зеркального блеска сапогах.
— Выгляжу, как надушенный паж, — сердито буркнул Кай. — Принеси портупею и шпагу. С ней хоть есть шанс, что за мужика примут.
— Э-э-э… — Рыжий состроил скорбную мордашку. — Нельзя на бал со шпагой.
— То есть как нельзя?
— Совсем нельзя, — Вей вздохнул. — Обычай такой. Означает, что все приглашённые — друзья, и врагов ни у кого нету.
Кайден глухо выругался и повязал поверх ремня серебристо-синий, в тон камзола, кушак.
— И что делать на балу без шпаги? — задумчиво спросил он у своего отражения, но ответа так и не дождался.
Бальный зал сиял в свете легиона свечей. Переливались хрустальные люстры, звенели бокалы, искрился смех, лилась музыка. В центре зала возвышалась исполинская ель, украшенная фруктами, имбирными пряниками, леденцами, нарядными подвесками и блестящими бусами. Поговаривали, будто губернатор пообещал десять золотых тому, кто отыщет в харивмских лесах самую высокую, статную и пушистую лесную красавицу.
Интересно, кто стал сегодня богаче на пригоршню звонких монет? Надо будет потом спросить у Милона. Наверняка он знает.
— Ка-айден! — затянутая в атласную перчатку ладошка легла на локоть. — Мы так рады, что вы пришли. Для нас с мужем большая честь принимать спасителя нашего милого непоседы Вейлинна.
Её звали Лукреция, и только слепой мог не заметить её красоты. Стройная, гибкая, словно молодая берёза, с волосами цвета липового мёда и удивительно ясными янтарными глазами в обрамлении невероятно длинных и чёрных, как смоль, ресниц.
Супруга губернатора. Та самая, которая за спиной называет первого патриция старым вонючим боровом, а "нашего милого Вейлинна" — наглым выродком…
Кай отвесил элегантный поклон — по всем правилам, как учил будущий воспитанник.
— Всегда к вашим
Лукреция смерила его плотоядным взглядом и зазывно скривила пухлые губы.
— Главное, чтобы ваша супруга не была против, — томно шепнула она, придвигаясь ближе, чем предписывали приличия. — Она ведь не против, правда?
— О, она сейчас в других заботах, — вздохнул Кай, стараясь не пялиться в декольте чужой жены. — Мою благоверную, знаете ли, обвиняют в колдовстве. Якобы её так обуяла ревность, что она заставила кожу соперницы сморщиться и покрыться гнойными язвами. Глупые суеверные бредни, как вы считаете?
Первая дама Харивмы отпустила его руку, сердито зыркнула и, грациозным движением распахнув веер, зашагала в противоположную сторону зала.
Кайден хмыкнул и ухватил с подноса проходящего мимо слуги бокал игристого вина. Сделал глоток.
Да уж. Повезло Петеру Маланисору, прозванному Храбрым, ничего не скажешь. Это же надо было такую змеюку на груди пригреть. Неужели красота способна компенсировать все недостатки? Неужели, женщина может быть чёрствой, пошлой, бессердечной и скудоумной, но если она прелестна — никто не заметит этих её пороков?
Грустно это всё. И неправильно. Любопытно, а какое качество мужчины перевесит для женщины все изъяны избранника?
Кайден приметил, как Лукреция подплыла к супругу. Сияющая, хрупкая и изящная рядом с обрюзгшим рыхлым толстяком. Ответ пришёл моментально: туго набитый кошелёк. Вот, что сделает неотразимым любого. Звонкая монета способна творить чудеса…
Это тоже неправильно. И очень… очень грустно.
Кай неспешно потягивал вино, размышлял о женском коварстве и разглядывал гостей.
Разряженные в пух и прах главы торговых гильдий спорили о делах с патрициями. Их супруги шептались чуть поодаль. Щеголеватые харивмские гвардейцы вовсю флиртовали с юными прелестницами — дочками богатых купцов и знатных вельмож. Те отвечали взаимностью и заливались серебристым смехом. Туда-сюда сновали слуги, кардинал в алом облачении протягивал кому-то руку, позволяя поцеловать рубиновый перстень. Остальные члены Божьего суда с интересом что-то обсуждали, склонив друг к другу седые головы. Зал гудел от разговоров, взрывался хохотом, и всё вокруг дышало праздником. Самым главным, самым долгожданным праздником года — Рождеством Христовым…
— Кайден! — Кай чуть не поперхнулся, развернулся и узрел сияющую веснушчатую физиономию. — Смотри кто у меня!
Вей вскинул руки и продемонстрировал своё сокровище: белый пушистый мяукающий комок с атласным голубым бантом.
— Это кот, — сказал Кайден.
— Ты очень наблюдательный, — съязвил сын губернатора. — Далеко пойдёшь.
Кай проигнорировал шпильку и почесал кота за ухом. Зверь заурчал.
— И зачем тебе понадобился этот хищник? — спросил Кай. — Будешь брать с собой на охоту? Отличное подспорье, особенно против медведя.