Копенгагенский разгром
Шрифт:
Он окинул меня придирчивым взглядом, и я почувствовал себя неловко: на мне до сих пор было платье моего камердинера, да и пара ночей, проведенных на нижних палубах, не добавили моему облику светского лоска. Преодолев смятение, я промолвил:
— Для начала хотелось бы выяснить, с кем предстоит воевать?
— Откуда мне знать, — усмехнулся сэр Горацио Нельсон. — Поступит приказ от Мандаринчика — узнаем. Боитесь, что придется сражаться с русскими?
— Воевать против России я не соглашусь ни при каких обстоятельствах, —
Сэр Бенджамин Томпсон шумно вздохнул и незаметно для вице-адмирала пнул меня ногою.
— Я предлагаю вам остаться здесь. Каким бы ни был морской бой, рано или поздно он заканчивается. И тогда понадобится помощь дипломата. Ну, а если нашей целью окажутся шведы, то вы возглавите небольшой десантный отряд. Сэр Бенджамин Томпсон утверждает, что у вас есть военный опыт.
— Да, я воевал в Европе, — подтвердил я.
— Воинское звание?
— Я ушел в отставку с военной службы в звании поручика, — ответил я.
— Что ж, я распоряжусь, чтобы граф Гэллоуэй назначил вас командиром небольшой группы. В бригаде стрелков не хватает офицеров. — Неожиданно он вздохнул и проговорил так, словно размышлял вслух: — Заменить бы самого графа, а его отправить… с попутным ветром.
Затем вице-адмирал бросил на нас несколько смущенный взгляд, словно извинялся за размышления вслух и слова, не предназначенные для чужих ушей. Мы промолчали, придав физиономиям каменное выражение.
— Вскоре Мандаринчик вскроет приказ, — продолжил лорд Нельсон. — Если целью окажутся шведы, вы пойдете в бой. Если русские, значит, вам воевать не придется, поможете в составлении писем и в переговорах. А пока вы свободны.
— Я еще не дал согласия, — произнес я. — Мне необходимо время обдумать ваше предложение.
Сэр Горацио Нельсон уставился на меня, и я выдержал его взгляд. Губы вице-адмирала дрогнули в легкой усмешке.
— Я не тороплю вас, — сказал он. — Но если вы больше не дипломат, дам команду, чтобы петлю пока не снимали с реи.
Одноглазый лис ставил мне ультиматум. Выбора у меня не было. Но я решил выдержать характер и сказал:
— Дайте время до вечера. В случае согласия я бы желал обсудить некоторые условия. Рассчитываю на непродолжительную аудиенцию.
Вице-адмирал слушал меня с некоторой растерянностью. Он полагал, что под страхом смертной казни я соглашусь на все что угодно.
— А поводу петли, — добавил я, — действительно, проследите, чтобы пока ее не занимали.
Я еще раз поклонился и направился к выходу. Сэр Бенджамин Томпсон выбежал следом.
— Нужно было соглашаться! Вы с ума сошли! — прошипел он.
— Ну, по-моему, это основное достоинство, которое ценит вице-адмирал, — ответил я.
— И что теперь? — воскликнул англичанин. — Что с вами делать? Формального приказа освободить вас нет. Но и держать вас на привязи…
Он запнулся, не имея иных идей, как со мною следует поступать, пока я решаю, сложить ли буйну голову
— Предоставьте меня самому себе, — предложил я. — Самое страшное, что я могу совершить, так это выброситься за борт. Или вы думаете, что я подниму бунт?
— Что ж, пожалуй, до вечера составлю вам компанию, — нашел выход из положения сэр Бенджамин.
— Кстати, кто такой граф Гэллоуэй? Сэр Нельсон грозился отправить его с попутным ветром.
— Граф Гэллоуэй? А, это подполковник Уильям Стюарт. Он возглавляет команду морской пехоты. Они с сэром Нельсоном не сошлись характерами.
Я хотел спросить еще, кто такой Мандаринчик, но на глаза попалась петля, что слегка покачивалась от ветра, и я промолвил:
— Ну да, вице-адмирал рассчитывает, что я окажусь более покладистым.
До вечера я прогуливался по палубе, обдумывая сложившееся положение. Желания воевать, да еще и на стороне англичан я не испытывал. Болтаться в петле — тем более. Но иных вариантов пока не просчитывалось. Эскадра находилась в открытом море, бежать я не мог.
Поступить на службу — другого выхода не было. Но я медлил с ответом, решив использовать предоставленное время до последней минуты. Хотел характер показать. Да и на чудо все еще надеялся: вдруг сыщется способ и от службы отвертеться, и казни избежать. Время от времени я бросал взгляд на рею. Тяжелая петля призывно покачивалась на ветру.
Военный корабль — отнюдь не лучшее место для праздных моционов. Мы с сэром Бенджамином переходили с места на место, мешая трудившимся матросам. Они посмеивались, узнавая во мне джентльмена, чудом избежавшего петли.
Проделав круг, мы оказались на носу, где обнаружился мосье Каню. Он стоял за фок-мачтой у правого борта между пушками и любовался морскими пейзажами. Сперва я хотел скинуть негодяя в море, но сдержался, предположив, что мастера артиллерийского дела здесь ценятся не менее, а то и более, чем поручики в отставке. Сбрось я французишку за борт, точно не избежал бы петли.
Тогда я решил хлопнуть его по плечу эдак по-свойски. Ну, промахнулся бы, попал бы по затылку, да так, чтобы цилиндр с султаном на радость рыбам улетел. Но и тут что-то меня удержало.
Уж не знаю, может, морской воздух произвел со мною необычную декантацию. Но вдруг захотелось мне поговорить с мосье Каню, понять, что же это за человек такой? Ведь с малолетства знаком я с канальей, а все ж, выходит, не понимал его до конца.
Он был моим гувернером, и надо сказать, неплохим, по крайней мере образованностью своей я в значительной мере ему обязан. Многие науки он хотя и преподносил мне так же, как и античную литературу, но ведь при этом умел пробудить во мне такой интерес к предмету, что уже и в наставнике я не нуждался, а познавал учение самостоятельно.