Копейщики

Вайт Алекс

…День становился всё более жарким. Солнце, обойдя по дуге тень от стены, под которой лежал Андре, заставило юношу открыть глаза. Он почувствовал, как губы и горло его пересохли, щёки горели от солнечного ожога, в висках болезненно толчками выдавал себя пульс. Что это? Странный сон, порожденный неустанными мыслями о реликвиях, или пророческое видение? Зачем ему приснился какой-то наконечник, когда к ноге привязан свой, тот самый, найденный им в заброшенной русской церкви? О каких ещё печатях упоминал Спаситель? Какими яркими показались ему образ Иисуса и события того времени! Словно Мерон все видел своими глазами. Впрочем, может, все дело было в месте, где Андре сморил зной. Развалины Парфенона как нельзя лучше способствовали видениям прошлого. Вспомнив наставления своего гувернера Ван Дэрена о

том, что дневной сон «приносит лишь тучность и тяжесть, сродни похмелью», Мерон смочил лоб теплой водой из фляги и поднялся. Он увидел, как по тропе, огибающей Акропольский холм, по направлению к Афинам тянулись крестьяне. Повозки, запряжённые осликами, везли в город молоко и сыр, маслины и виноград. Андре слушал греческую речь и с радостью отмечал, что знание языка эллинов не потеряно им в бесконечных скитаниях. Казалось, что время перенесло его на две тысячи лет назад. И вот сейчас, из-за поворота дороги, покажется сам царь Леонид со своими спартанцами или Александр Великий впереди конных гетайров пронесётся, как ветер по окрестным полям. Но крестьян в облаке пыли догнал отряд греческих повстанцев. Они шли нестройной группой, вооружённые кто мушкетом, кто турецкими винтовками, кто просто косой, насаженной вертикально на древко. Один из них, высокий черноволосый кудрявый парень, проходя мимо, крикнул Андре:

– Эй, бездельник, сын ленивой кошки! Созерцатель мёртвых камней! Хватит валяться в кустах. Пошли с нами.

– Куда? – поднял голову Андре.

– Ты что, с Луны свалился? Революция, мой друг, восстание [190] . Турки режут наших братьев в Пилосе и Морее [191] , на Крите и Кипре. В Константинополе янычары повесили нашего Патриарха Григория [192] . Или тебе не знакомо чувство мести? А, впрочем, - он присмотрелся к Андре более внимательно, – ты, наверно, сыт войной. Вон те два шрама на лице… Ладно, отдыхай. Твоё участие в битве титанов ничего не изменит. Да здравствует свобода, да здравствует Греция! – «титан» махнул Мерону рукой и побежал догонять товарищей.

190

Имеется в виду греческая война за независимость 1821-1827 гг.

191

Пилос, Морей – города на Юге Греции, где репрессии турок были особенно сильны.

192

Константинопольский патриарх Григорий V, казнённый турками.

«Если ты бежишь от войны, то война обязательно догонит тебя, - эта мысль заставила скитальца встать на ноги.
– Быть может, судьба даёт мне шанс вернуться в Шотландию? Говорят, в греческих водах появился британский флот?»

Мерон схватил котомку и побежал догонять греков.

Всю неделю отряд, пополняемый по дороге добровольцами, шёл на юг. Всё чаще попадались селения, где трупы крестьян лежали большими кучами на площадях и улицах, на порогах домов и у заборов. Дети с раскроенными черепами гнили поверх мёртвых матерей. Женщины были накрыты окровавленным грязным нижним бельём, растерзанные, часто с перерезанным горлом. Мухи роями собирались над мёртвыми телами, наполняя жужжанием зловонный воздух. Многие дома были сожжены и дымились обугленными руинами. Церкви, разбитые снарядами и изрешечённые пулями, смотрели на мир широко открытыми резными царскими вратами. Мерон, чувствую горечь от трупного запаха во рту, заставлял греков хоронить мёртвых, взывая к чувству сострадания и к вере в Бога. Стычки с турками, частые ссоры с командирами других отрядов вскоре убедили Мерона, что восстание сменилось неуправляемой вакханалией насилия.

Вскоре отряд из Афин разделился на три части. Мерон примкнул к той, которую возглавил тот самый кудрявый парень-грек, осыпавший его градом насмешек у Парфенона.

–

Александр! Ты хоть что-нибудь знаешь о своём великом соотечественнике, покорившем полмира? – Андре с усмешкой помешивал прутиком варево из баранины в котле, захваченном ими у турок.

– Конечно! – грек на мгновение задумался.
– …Вот: «…пришёл, увидел, победил…»

Андре рассмеялся.

– Эх, ты, дурень! «Veni, vidi, vici», - это слова Юлия Цезаря, римского императора. Слышал о таком? – Воспоминание о недавно виденном странном сне испортили настроение.

– Был у нас в деревне один Юлий, но и тот оказался Юлианом, - грек, ничуть не смущаясь, выхватил из костра голой рукой штык с куском баранины и сунул подгоревшее мясо в свой улыбающийся рот.

– Римляне?
– переспросил он.
– Слышал, слышал. Хуже турок. Слушай! К чёрту римлян! Надоели мне эти свары и драки за власть в каждом селении между местными цезарями, – сильными белыми зубами парень обглодал кость и бросил её в кусты. – Нам нужно торопиться в Пилос, - грек помрачнел.
– Я сам из этого города. У меня там мать и сестра. Что с ними - я не знаю. Говорят, турки всех там вырезали, – Александр повесил голову на грудь.
– Беженцы вчера рассказывали, что войска Султана Египта вместе с турками высадились в Триполисе и взяли его. Наваринская бухта и окрестные рыбацкие посёлки тоже в их руках. Нам нужно торопиться. Турки стягивают силы к Пилосу.

– Слушай внимательно! Вот с этим, - Андре показал рукой на дедовские мушкеты, - мы ничего туркам не сделаем. Нам нужно оружие. А чтобы его получить, я предлагаю в районе Пилоса перейти к партизанским действиям, как в своё время делали русские во время войны с Наполеоном. И пару пушек бы захватить в придачу!

– Откуда ты всё это знаешь? Про Цезаря, Наполеона, русских. Ведь ты не грек, твой выговор напоминает итальянский или французский. И потом, ты не похож на крестьянина. Эти шрамы на лице говорят о многом.

– Не морочь мне голову, - Андре сердито посмотрел на грека.
– Если слухи о флоте союзников в Ионическом море верны - нам нужно торопиться. Кто знает, как там сложится на Юге, чья возьмёт? А так мы хоть в малом, но поможем союзникам дать по задницам туркам, и спасём твою родню.

Александр с уважением посмотрел в глаза Мерону и согласно кивнул.

***

Октябрь на юге Греции – время сбора винных ягод и маслин. Предгорья и холмы приобрели золотистый цвет и утопали в желтеющих виноградниках. Крестьяне, поглядывая на море, торопились. Быстро обрывая руками янтарные и чёрные гроздья, они почти не пользовались ножами. В воздухе пахло смолой и опасностью.

Турки укрепляли береговые батареи, подвозя с кораблей пушки, солдат, пустые мешки. Часть крестьян, согнанные на работы, наполняли землёй парусину и корзины. На ближайших к бухте возвышенностях вырастали бастионы.

Александр и Андре, сидя на высоком дереве в тылу турецких пушкарей, рассматривали позиции турок.

– Вон та батарея на горке наиболее опасна. Со стороны моря её не видно. Хорошо замаскирована и скрыта кустарником, – он перевёл глаза к горизонту.

Далеко-далеко линия между небом и водой полнилась парусами.

– Сдаётся мне, орудий у турок в два раза больше, чем мы считали два дня назад. – Андре нахмурился.
– Через час эскадра союзников будет здесь, – он повернулся к Александру. – Значит, так! Пушек у нас две, ядер – полтора десятка. Наводи на эту батарею, - Мерон указал греку на ближайший бастион.
– Неважно, попадёте или нет. Главное – посеять панику. Я со своим отрядом постараюсь захватить турецкие орудия и ударить по брандерам османов.

– Брандеры? А что это? – грек смотрел во все глаза на море.

– А вон те старые барки. Там в трюмах полно пороха. Если подвести их под борта кораблей неприятеля и взорвать, представляешь, что будет? – Андре заторопился и стал слезать с дерева.

– Прикажи передать лучшие ружья со штыками моим людям, - сказал греку Мерон. Тот согласно кивнул.
– Сигналом твоим пушкам будет взмах моего платка из кустов в пятидесяти метрах от бастиона вон там. Увидишь?

Грек опять кивнул.

– Ну, прощай, дружище!

Они обнялись, и Александр широко перекрестил спину Андре.