Корабль невест
Шрифт:
На стене за спиной у девушек висел портрет Эйзенхауэра, возможно подарок американского солдата. Интересно, который сейчас час в Америке? Найкол попытался вспомнить, как надо подсчитывать разницу во времени.
Напротив, в другом конце зала, Валлиец Джонс, развалившись на диванчике у стены, засовывал в рот одной из девушек сигареты, а та давилась дымом и кашляла.
– Постарайся сильно не вдыхать, – говорил он, а она шутливо шлепала его по руке маленькой ладошкой. – Так недолго и заболеть. – Он поймал взгляд Найкола. – Ах… нет… Только не вздумай сказать, что тебе тоже нравится Энни! – крикнул он. – Жадный сукин сын! У тебя ведь уже две
Найкол попытался сформулировать ответ, но язык почему-то не слушался.
– За жен и возлюбленных! – провозгласил Валлиец Джонс. – Чтобы им никогда не встречаться!
Найкол поднял в ответ стакан и сделал глоток.
– И на помойках не валяться, – пробормотал Найкол.
Джонс разразился одобрительным смехом.
Во время последнего посещения Цейлона они не отдыхали, а несли службу, патрулировали улицы, отлавливая пьяных, например рядовых с полными карманами денег, но без сдерживающих центров, которые желали использовать на полную катушку несколько часов свободы, чтобы напиться до поросячьего визга, естественно, с самыми печальными последствиями. Незадолго до рассвета они с Джонсом, зачистив парочку местных борделей, обнаружили несколько первогодков, лежавших в коматозном состоянии на местной мусорной свалке. В ходе этой разгульной ночи их последовательно освободили от денег, часов, расчетных книжек, даже удостоверений личности, более того, моряки потеряли способность думать или даже говорить. Не имея возможности – из-за отсутствия документов – установить личность молодняка, они с Джонсом погрузили их – грязных и вонючих – на ближайший корабль союзников. Там они точно получат двойную порцию звездюлей: от командира приютившего их корабля и от своего непосредственного начальства.
– Твоя правда. Никаких помоек, кореш, – поднял стакан Джонс. – Ты только не забывай говорить “Вайсрой”. Единственное, что тебе надо знать, – это название своего корабля. “Вайсрой”. – И он снова загоготал.
– Ты, пойдем. – Девушка в зеленом тянула его за рукав.
Вторая куда-то испарилась. Девушка, совсем как ребенок, доверчиво вложила руку в его широкую ладонь и повела наверх. Ему пришлось оторвать ее от себя, чтобы покрепче держаться за перила, потому что деревянные ступеньки ходили ходуном, совсем как палуба во время шторма.
Дверь оказалась не толще листа бумаги, а перегородки – совсем тонкими: он слышал все, что происходило в соседней комнате.
– Хорошо сидим, да? – Девушка проследила направление его взгляда и захихикала.
Внезапно на него навалилась страшная усталость, он тяжело опустился на кровать и стал смотреть, как девушка расстегивает платье. Из-под бледной кожи выпирали острые позвонки. И он почему-то вспомнил о Фрэнсис, о ее тонких пальцах, в которых она держала фотографию его мальчиков.
– Ты мне помочь? – спросила девушка и, грациозно изогнувшись, показала на молнию на платье.
Кровать была аккуратно застелена тончайшим покрывалом. Колченогий столик украшала бутылка с изящно поставленными цветами. Эти две мелкие детали, свидетельствующие о стремлении к домашнему очагу даже в этой обители порока, вызвали у него слезы на глазах.
– Прости, – сказал он. – Не уверен, что…
Она повернулась к нему и посмотрела на него глазами раненой лани.
– Да-да, – сказала она, снова надев на лицо улыбку. – Ты будешь счастливым. Я тебя раньше видеть? Ты меня знаешь. Я сделаю тебя счастливым.
– Прости, – повторил он.
Тогда, с неожиданной для такого тщедушного
– Ты подождать здесь чуть-чуть, – взмолилась она.
– Я просто хотел…
– Только чуть-чуть здесь.
И он понял, что она кажется старше из-за выражения глаз. Ее взгляд был потухшим и покорным, несмотря на то что она старалась беззаботно улыбаться и хлопать ресницами, точно молоденькая девушка. При более внимательном рассмотрении грудь ее оказалась поразительно неразвитой, будто еще не успела созреть. А ногти были обкусаны до мяса, совсем как когда-то у его сестры, и смотрелись по-детски неухоженными. Найкол закрыл глаза, ему вдруг стало безумно стыдно, словно он занимался совращением малолетней. Вот что делает с нами война, подумал он. Даже с теми, кому удалось выжить. Она все равно нас всех достает.
Неожиданно он почувствовал на себе вес ее тела, ее тонкие руки гладили его по лицу.
– Пожалуйста, ты чуть-чуть подождать, – прошептала она ему на ухо.
Он вдыхал запах ее духов, очень сладких и слегка тошнотворных, совсем не подходящих для юной девушки с неразвитыми формами.
Она обняла его за шею и потянула вниз:
– Ты подождать чуть-чуть со мной.
Проворными пальчиками она пробежалась вниз по его животу и, когда он отстранился, что-то приглушенно воскликнула, уткнувшись ему в шею.
– У меня внутри ничего не осталось, – сказал он. – Я совершенно пустой.
Тогда она легла рядом с ним, впившись темными глазами в его лицо, пытаясь угадать его мысли, а он устало опустил голову на подушку. Снизу в комнату проникал запах подгорелого масла, резкий и пряный.
– Ты должна мне что-то сказать. – Он взял девушку за руку.
Ее дыхание, легкое, осторожное, щекотало шею, и он понял, что проваливается в сон.
– Сейчас ты счастливый? – прошептала она.
Он не решался открыть рот, понимая, что сегодня вечером это будут его последние слова.
– Который час сейчас в Америке? – наконец спросил он.
Глава 12
У корабля был сеанс радиотелефонной связи с Лондоном! Что было обеспечено за счет связи с Сиднеем по Ти-би-эс[27]. Микрофон УКВ-приемника в Сиднее подключили к телефонной линии Лондон – Сидней… Это огромный шаг вперед в сфере коммуникаций, открывающий в будущем самые широкие возможности.
Из личного дневника мичмана Генри Стемпера.
13 января 1946 года
Двадцать первый день плавания
Такого с ней прежде не случалось. И у нее и в мыслях ничего такого не было. Но Фрэнсис вынуждена была признаться, что начинает влюбляться.
Каждый вечер она говорила себе, что должна быть осторожнее, что так и до беды недалеко, что ее действия могут поставить под угрозу безопасность ее плавания. И несмотря на это, каждый вечер, практически ничего не объясняя своим спутницам, исчезала за металлической дверью. Воровато оглядевшись по сторонам, осторожно пробиралась мимо других кают, взлетала по трапу, пересекала ангарную палубу и открывала тяжелую стальную дверь, ведущую на полетную палубу.