Кордон

Данилов Николай Илларионович

шего боцмана Заборова как человека безукоризненно выполняющего свои обязанности.

Словно подслушав разговор, на шканцах, переваливаясь с боку на бок, появился старший боцман. Завидев офицеров, остановился, дожидаясь пока сравняются с ним.

— В порядке содержите фрегат, — похвалил Заборова Арбузов, козырнув на его приветствие, — Молодец!

— Рад стараться; ваше высокородие! — бодро ответил старший боцман, польщенный похвалой высокого начальника.

— Определились? — спросил Заборова Изыльметьев.

— Так точно, ваше благородие! — не меняя тона, отозвался старший боцман. —

Определился к господину лейтенанту Пилкину.

Командир корабля посмотрел вопросительно:

— Так вы, вроде, хотели пойти к мичману Фесуну?

— Так точно! Хотел.

— Что помешало? Господин Фесун хороший командир.

— Так точно! Хороший, — подтвердил Заборов. — Но у него батарея на нижнем деке, а у господина Пилкина на верхнем. Сверху, разумею, стрелять удобнее. Так что к господину Пилкину прошу шения. — Последнее слово надо было понимать как «разрешения».

— Хорошо, согласился командир корабля. — Передайте Константину Павловичу, что я не возражаю.

Заборов с исполнительным видом ответил:

— Есть!

Обойдя верхнюю палубу, офицеры спустились на нижнюю. Тут и там орудия левого борта были готовы к бою. Рядом с пушками стояли зарядные ящики, на видном месте лежали прибойники и пальники, футляры с пали-тельными свечами. Вокруг орудий был насыпан песок.

Изыльметьев рассказал, как на время предполагаемого сражения распределен экипаж «Авроры». Из офицеров, кроме командиров батарей левого борта, на фрегате остались капитан-лейтенант Федоровский, лейтенанты Анкудинов и Скандраков, корпуса морской артиллерии прапорщик Можайский и поручик Дьяков. В обязанности последних входили исправления выбывших из строя орудий. Все гардемарины расписаны по береговым и корабельным батареям. Из моряков «Авроры» созданы семь партий по двадцать — тридцать человек на случай, если противник высадится на берег. Две стрелковых и одну пожарную партии отправили на сушу. Командирами оставленных на

корабле групп назначены лейтенанты Пилкин, Анкудинов, Скандраков и мичман Фесун.

— А ведь прав старший боцман, — сказал Арбузов после осмотра нижнего дека. — С верхней палубы стрелять удобнее. Правда, на ней будет и опаснее. А с нижней палить мешает коса.

«Аврора», поставленная поперек гавани, с юга прикрывалась Кошечной косой так, что со стороны Авачинской губы не было видно ее ватерлинии. Коса, по мнению Арбузова, не позволит лететь ядрам низом как с одной, так и с другой стороны. Об этом Изыльметьев знал с момента, когда корабль начали изготовлять к бою, но тактично слушал капитана 1 ранга и не перебивал.

В том, что коса на две трети перегораживала гавань, было заметным преимуществом моряков фрегата. Есть оно и в том, что «Аврора» прикрыта с запада сопками. Кораблям противника, прежде чем ударить по фрегату, надо пройти мимо Сигнального мыса и приблизиться к Кошечной батарее. Это им под артиллерийским огнем будет сделать нелегко. Стволы левого борта «Авроры» нацелены в промежуток между берегом порта и Сигнальным мысом, в коем обязательно окажутся вражеские корабли, если зададутся целью открыть огонь по гавани. Но и тут во всех случаях первыми начнут стрельбу поджидавшие врага «Аврора» и «Двина».

Иное смущало Изыльметьева. Его фрегат

и военный трацспорт «Двина» открытыми стоят против перешейка Сигнальной и Никольской сопок. Межсопочный прогал — самое уязвимое место для русских кораблей. Поставить бы их чуть правее, в глубь гавани, и были бы укрыты за Никольской сопкой от глаз и орудий противника. Но этого сделать нельзя — мешают спрятанные в безопасном углу гавани американский и германский торговые суда «Но-убль» и «Магдалина». Они прижались друг к другу в укромном месте. Чужеземные коммерсанты ведут себя тише воды, ниже травы. Иностранцы со страхом ждут, чем все это кончится, боятся как бы ненароком не пострадать.

— Как думаете, Александр Павлович, вернется сюда пароход? — спросил Изыльметьев, почти уверенный, что паровой корабль вошел в бухту не под своим флагом для рекогносцировки Авачинской губы и теперь обязательно приведет за собой остальные корабли. Командир фрегата хотел услышать мнение капитана 1 ранга.

— Если верить сигналам с обсервационного поста, то у Камчатки стоят еще пять кораблей, — обеспокоенно ответил Арбузов. — Не для того, полагаю, эскадра бороздила океан, чтобы издали взглянуть на русский полуостров и уйти обратно. Готовься, брат, к жаркой встрече. Боеприпасов потребуется много, а наши запасы скромны…

— По тридцать семь картузов на орудие, — напомнил Изыльметьев. — Коль зря палить не будем, для шести кораблей хватит.

Арбузов высказал сомнение: какие, мол, корабли да еще и неизвестно как они вооружены, сколько на бортах живой силы.

— Оно, конечно, так, — проговорил Изыльметьев. — Думаю, что с малыми силами на нас не полезут. Важно нам свои распределить правильно, каждый человек должен быть на учете.

И он невольно вспомнил о ссоре, происшедшей между Арбузовым и Завойко. Иван Николаевич считал ее нелепостью, вздором. Как могло случиться, что человек, дослужив до капитана 1 ранга, вдруг в один момент стал никуда не пригодным? Да и служит Арбузов в Петропавловске какие-то недели. «Погорячился Василий Степанович, — мыслил Изыльметьев. — Остынет, одумается и отменит абсурдное решение. Иначе не может быть».

На фрегате раздались зычные звуки горнов и барабанный бой, выговаривая знакомую мелодию. И тут же донеслась громкая команда.:

— На молитву! Шапки долой!

Вслед за псаломщиком на верхнюю палубу медленно и важно поднимался по внутреннему трапу иеромонах Иона.

— Пройдемте в каюту, — пригласил Изыльсметьев Арбузова.

День клонился к вечеру. На батареях горели костры. С разных сторон разносились многоголосые песни. У берега мальчишки-кантонисты пускали игрушечные кораблики, играли с собаками.

«Удивительное дело! — подумал Изыльметьев. — Над портом висит страшная опасность, а народ ведет себя как на празднике. Вот и пойми, враг, нас, русских людей!»

— И обережет Господь, Бог твой, сердце твое и сердце потомства твоего, — загудел сверху иеромонах Иона. — И обратит он проклятия на врагов твоих…

Изыльметьев плотнее прикрыл дверь каюты. К нему с необычной просьбой обратился старший морской офицер. Командир корабля был готов сделать все, чтобы облегчить положение неоправданно, по его мнению, униженного человека.